— Все благодаря тебе, я даже не знаю, как тебя отблагодарить…
— Мне достаточно того, что вы улыбаетесь.
Ну вот, я снова покраснела. Мне так тепло рядом с ним. Честно признать, я бы хотела думать, что это больше, чем признательность, но теперь так страшно допустить одну и ту же ошибку. Вдруг, он такой же, как Табрис? Вдруг, за этой маской красоты и доброты скрывается та же алчная душа? Как же мне научиться распознавать в людях фальшь…
— У вас кожа на ноге покраснела…Неудобная обувь?
— Да, натерла, жду не дождусь, чтобы их снять.
— Так разуйтесь, здесь же никого нет… — он встал с лавки и сел передо мной, аккуратно поднимая одну мою ногу. — Давайте я помогу. У вас и платье, думаю, неудобное…
Это, безусловно, немного смущало. Альфинур снял сначала одну сандалию, а затем, когда поднял вторую ногу, вырез, шедший от бедра, раскрылся, оголив его. Покраснев, я повернула голову, смотря на фарфоровую чашку на подносе.
Его руки были очень теплыми, и мне было так приятна эта забота, что я не сразу поняла, что он уже как минуту просто держит босую ногу в своих руках, смотря на нее своими красивыми глазами. Когда же он коснулся губами моей щиколотки, я ойкнула, щеки буквально горели огнем. Я даже не знала, как себя вести. Опять. Он мой слуга, и я думать не думала о нем, как о…Но сейчас, когда тело сводит истомой от одного его поцелуя, я не хочу убирать ногу, не хочу, чтобы это тепло исчезало. Как же стыдно…
Он поцеловал вновь. И вновь, на этот раз немного выше. Затем коснулся губами голени, колена, бедра, внутренней стороны бедра…Этот поцелуй настолько показался мне горячим, что я зажмурилась и вжала голову плечи. Сегодня слишком многое произошло, я просто не успеваю правильно все оценить.
— Простите меня, — должно быть, Альфинур увидел мое потерянное выражение, а потому вскочил на ноги и поклонился. — Я…Прошу великодушно простить меня…
Он покраснел и с этими словами быстро удалился, оставив меня босую и смущенную на лавке с остывшим чаем.
Глава 4
— Ты…Точно уверена? — я села на краешек кровати, прижимая к себе мягкую подушку. Вечер плавно сменялся ночью, и сегодня я, вопреки своему статусу, вновь собиралась спать одна, так как звать Валефора в свои покои не было желания. Особенно после услышанного.
— Да. Простите, что говорю вам об этом перед сном, но, я думаю, вы обязаны это знать, — Айе аккуратно убрала чашки на поднос и подала мне белые салфетки. В последнее время мы стали с ней очень близки. Я узнала о её прошлом и прошлом её брата, которого я не видела с тех самых пор, как состоялся визит кланов. На их долю перепало много испытаний, и судьба продолжала проверять их на прочность по сей день. Айе рассказала мне о своем возлюбленном, коим оказался один из моих братьев, и честно призналась в том, что слишком смущается в его присутствии и не может вымолвить ни слова. Осознавала она и то, что любовь эта безответная и в некотором роде тщетная, ведь не в её статусе брать себе в мужья сына императрицы.
— Спокойной ночи, госпожа, — она искренне улыбнулась, и я поступила также в ответ.
Как только дверь закрылась, я обернулась. Цейхан, что все это время готовила мне кровать ко сну, хмурилась. Хлопала по подушкам с такой силой, что я даже отсела подальше.
— Госпожа, вы ведь понимаете, к чему это может привести? — в её голосе явно сквозило недовольство.
— Цейхан, то, что к Валефору приходила незамужняя девушка, еще ничего не означает. Айе сказала, что просто видела, как они разговаривали в его кабинете, — если быть честной, то эта новость меня огорошила. И пока я не понимала, какого характера был этот шок. Передо мной был лишь факт того, что Валефор, не предупредив никого, принял гостью. Красивую гостью…
— Госпожа, — Цейхан вытянулась в струну и крепко сжала перед собой руки. Я могла понять её резкую реакцию, ведь она придерживалась старых норм, в окружении которых её взрастили. — Это не случайная прохожая и не представительница сотрудничества. Она даже не состоит в Совете! Это одна из дочерей Сапфировой Императрицы. Почему же тогда достопочтенный Валефор не рассказал вам о ней? Госпожа, если ваш первый муж состоит в связях с этой девицей, вы сами знаете…
Я кивнула, пытаясь сохранить спокойствие на лице. В империи существовали как закрепленные законом, так и негласные нормы, которым необходимо было следовать. К последним относился вопрос, касающийся измен. Факт раскрытия измены со стороны замужней дамы не карался, но репутация самой госпожи при этом резко падала, так как к подобному относились негативно. Женщина является центром круга, что состоит из шести её мужей, и никого более в этот круг пускать было нельзя. Иначе равновесие нарушится, как и жизнь дамы. К тем, кто еще не имеет всех мужей, это, что удивительно, не относилось. Подобное поведение в таком случае называли «поиском кругового звена». Измена со стороны мужа порочила весь дом. Это означало, что госпожа не в состоянии следить за своими любимыми и не может удовлетворять их прихоти. Поступок изменщика расценивался как неуважение к своей жене, и та была вправе изгнать мужа из семьи. Однако грязь навеки покрывала этот дом.
Так было на словах. В подобный «устав» верили госпожи старой закалки, но теперь же на деле…Если измены не видели, значит, измены не было. Вот и все. Поэтому неудивительно, что Цейхан была так возмущена поведением моего мужа, что поступил довольно непредсказуемо. С одной стороны меня раздирало любопытство, с другой — во мне говорила гордость, ведь это мой дом, и я на законных правах должна знать обо всем, что в нем происходит, с третьей — я чувствовала волнение, граничащее с уколом ревности. Понимаю, что между нами совершенно ничего нет, и все же, неужели у него действительно есть возлюбленная, с которой он намерен продолжать отношения?
— И как же мне стоит поступить? Поговорить с ним?
— Госпожа, не забывайте о собственной гордости. Мужчина должен желать вас и бегать за вами, а не вы. Думаю, нам лишь необходимо дать приказ наблюдать за вашим мужем.
— Попросить кого-то из недавно нанятой стражи? Я этих охранников даже в лицо не разглядывала и совершенно никого не знаю…Неловко.
— Будьте покойны. Вам не пристало заниматься такими вещами. Позвольте мне сделать все самой.
Пожелав мне спокойной ночи, Цейхан удалилась, пообещав, что она с этим недоразумением разберется. Если же что-то действительно произошло, то это останется в стенах этого дворца.
В Цейхан я была уверена абсолютно, а потому сразу же легла спать, но так и не смогла заснуть. Несмотря на усталость, кровать казалась неудобной, а подушка слишком быстро «сдувалась» и её приходилось постоянно сбивать заново. Тяжелая голова клонилась вниз, но, переполненная мыслями о Валефоре и завтрашней поездке в шахты, погрузить меня в мир снов она не могла, поэтому спустя час бесполезной раздражающей возни я вышла из спальни. Говорят, что после прогулки на свежем воздухе, заснуть гораздо легче. По мне, так лучше выпить горячего чая с травами. Но сейчас так поздно. Будить Айе мне совесть не позволит, лучше сделаю все сама. На улице довольно прохладно в это время, а мерзнуть я не хочу совсем.
Спустившись на второй этаж, я заметила тень от горящего факела. Кто-то еще не спит? Укутавшись в свою длинную расшитую накидку, которую я накинула поверх короткой ночнушки, я тихо пошла к свету. Этот поворот вел к стене, которую я начала называть галерей из-за того, что именно там я собиралась повесить все свои портреты. Этот кто-то решил посреди ночи полюбоваться искусством? Неужели Валефор? Подумав об этом, я остановилась. Что я ему скажу? Ну, так и скажу, что не могу уснуть. Может, спросить у него за ту девушку? Нет-нет, Цейхан же сказала, чтобы я не затрагивала эту тему в разговоре с ним…А если он скажет сам? Это было бы замечательно, тогда бы все подозрения разом отпали. Впрочем, что стоять тут и думать.
Выпрямив спину, я с гордо поднятой головой вышла на свет, готовясь поздороваться со своим мужем, но тут же остановилась, щурясь от факела. Перед моим первым брачным портретом стоял Альфинур. Я, готовясь увидеть здесь другого, тут же растерялась, когда он, отведя взгляд, ошарашено посмотрел на меня. Было непривычно видеть его не в белоснежной форме, а в простой рубашке, какую обычно носят люди из низших слоев. Его нежные розовые волосы сейчас выглядели золотыми, а бусины на висящей впереди прядке отражали горящее пламя.