К удивлению Найла, идущие впереди вдруг повернули в сторону от озера и двинулись по тропе, ведущей в глубь пустыни. Постепенно дорога пошла вверх, пейзаж стал скудеть на глазах.
– Почему вы не живете возле воды? – удивленно спросил Найл у Массига.
– Из-за пауков. Они думают, что люди будут селиться возле озера, а мы, наоборот, живем в глубине пустыни. Было время, когда наш народ действительно жил возле воды. Но пауки отыскали их и многих забрали с собой. Было горько сознавать, что и здесь, на такой замечательной земле, людям приходилось постоянно остерегаться смертоносцев и быть начеку. Найл пристально, с прищуром оглядел даль. Ни следа тех высоких жилищ, о которых рассказывал Вайг.
Ничего, лишь скалы да скучный песчаный простор, простирающийся до самого горизонта, где за завесой унылого зноя горбилось плато. Интересно, сколько еще предстоит идти?
Ответ последовал неожиданно быстро. Хамна вдруг остановился на совершенно неприметном пятачке земли – песок да камень. Подняв тяжелый каменный обломок, он опустился на одно колено и несколько раз стукнул по земле. Звук получился неожиданно гулким. Через несколько секунд от земли, отделившись, приподнялась угловатая створка, и показалась голова человека! Хамна, обернувшись, как ни в чем не бывало поманил гостей рукой, чтобы шли следом. Оказывается, вниз уводили ступени – узкие, всего в полшага шириной. Найл также с интересом отметил, что песок и камни с наружной стороны «крышки» очень хорошо прикреплены и не оползают, даже когда она поднята. Хамна пошел первым. Ступени вели в темноту, так что пробираться приходилось буквально на ощупь. Узкий проход – едва ли шире, чем у них в нижней части жилища – уходил вниз под таким крутым углом, что приходилось невольно упираться в стены, сложенные, судя по всему из камня, обеими руками. Хотя не было видно ни зги, в воздухе стоял характерный запах горелого масла для светильников.
Из темноты раздался отчетливый троекратный стук. Некоторое время стояла тишина, но вот послышалось тяжелое скрежетание, будто там двигали что-то невероятно громоздкое, и откуда-то сверху пробился луч света.
Стало видно, что они находятся в помещении с низким сводчатым потолком, площадью примерно с десяток метров. Свет проникал через щель между гигантскими каменными плитами, которые на глазах раздвигались. В лица ударил живительный поток прохладного воздуха. Плиты раздвигали люди – четверо возле каждой. Вскоре Найл увидел обширный зал, освещенный десятком светильников, и даже приоткрыл рот от изумления. Огромное помещение насчитывало по меньшей мере полсотни шагов в длину. Светильники в нишах освещали его светом, по яркости едва ли уступающим дневному. Но и это, видимо, был всего лишь переход. Хамна повел гостей вперед, и перед ним разъехались в стороны еще две плиты.
Еще один зал, залитый светом, у которого потолок был еще выше, чем у предыдущего, а стены подпирали широкие каменные столбы. Но как выяснилось, и это был всего лишь коридор. Впереди виднелся вход в покои, каменные двери которых были предусмотрительно раздвинуты. Под его сводами толпой стояли люди. Толпа раздвинулась, уступая дорогу Хамне, и впереди, возле противоположной стены, Найл увидел массивное каменное кресло, стоящее на возвышении. К нему вело несколько ступеней. На кресле восседал дородный, крепко сбитый человек, седые волосы которого опоясывала золотистая лента. Длинное белое одеяние достигало пола. Седовласый с улыбкой поднялся и протянул руку Улфу. Они коснулись друг друга предплечьями.
– Добро пожаловать в Диру. Мое имя Каззак. У седовласого было широкое лицо, чуть одутловатое, и выглядел он как человек, чье слово – непреложный закон.
Внимание же Найла привлек не столько Каззак, сколько высокая грациозная девушка, стоящая возле кресла. Лицом она отдаленно напоминала Ингельд, только черты более тонкие, изящные. Обруч из блестящего металла охватывал рыжеватые волосы. Обнаружив, что и она с любопытством поглядывает в его сторону. Найл поспешно отвел взор.
Представились и гости – вначале Улф, за ним Найл и Ингельд. Седовласый, обратил внимание Найл, посмотрел на Ингельд с оценивающим любопытством, на мгновение задержав взгляд на скрывающем формы коротком платье из паучьего шелка. Платье Ингельд было гораздо короче, чем на других женщинах, в том числе и на девушке, стоявшей возле трона.
– Это Мерлью, моя дочь, – представил ее Каззак. – Занимается у меня хозяйством. Коснувшись Мерлью предплечьем, Найл ощутил в груди сладостный трепет настолько нежной была кожа девушки, и аромат от нее исходил нежный, не то что его застоявшийся запах пота.
Когда она улыбнулась, показав ровные белые зубы, сердце у Найла застыло от ощущения, похожего на страх, только почему-то приятного. Однако он умел держать себя в руках, и внешне остался совершенно спокоен. Неожиданно на него накинулась и принялась тискать в объятиях какая-то женщина с пышной грудью и удивительно белыми плечами, и Найл догадался, что это, должно быть, Стефна, сестра матери. Она взъерошила пареньку волосы:
– Бедный мальчик! Устал, наверное. Сейчас поешь и пойдешь отдыхать. Она церемонно поклонилась Каззаку, чуть коснувшись пола правым коленом и, взяв юношу за руку, повела его из зала. Мерлью махнула вслед рукой, весело крикнув:
– Увидимся!
Они миновали еще один коридор, идущий чуть под наклоном, – вероятно, в жилые помещения. Найл думал, что это будет одна на всех большая комната, однако вопреки его ожиданиям очутился в просторном зале с ответвляющимися от него проходами.
Больше всего юношу изумляли почти идеально ровные стены и четкие прямоугольники дверных проемов. Продуманность планировки, тщательность отделки – все здесь было необычным для того, кто вырос в пустыне. Стефна остановилась возле двери в боковом проходе. Две ступени вели вниз, в просторную квадратную комнату, где на полу лежала тростниковая циновка. Там же были сиденья – широкие, гладкие, выточенные из дерева, и приземистый деревянный же столик метра полтора в поперечнике. Через невысокую дверь в комнату заглянула темноволосая девочка-подросток.
– Иди-ка сюда, Дона, – позвала Стефна. – Познакомься, это твой двоюродный братец Найл. Девочка, подойдя, застенчиво потупилась и робко прикоснулась к предплечью юноши. Найл окинул ее быстрым взглядом: большие карие глаза, чуть смуглая кожа, и лет ей, наверное, не больше двенадцати. Несмотря на заверения, что он не голоден, Стефна взялась за стряпню. И тут совершенно неожиданно на Найла навалилась запоздалая усталость – такая, что глаза смыкались сами собой, а голова стала каменной, тяжелой. Кстати, была именно та пора суток, когда путники обычно располагались на дневку. Сам-то Найл выспался последний раз как следует лишь в той огромной крепости на плато. Невнятно пробормотав извинения, он лег на постель из листьев и тростника, расслабился и, стараясь не заснуть, начал отвечать на расспросы Доны. Из коридора в комнату то и дело заглядывали любопытные лица ребят, и Найл быстро сообразил, что всем хочется взглянуть на него. А Доне, наверное, завидуют: гость-то остановился именно у нее. Девочке же явно нравилась роль хозяйки, и вскоре она совсем освоилась, да и Найл поймал себя на том, что ведет себя с ней как с сестренкой Руной – ему стало так легко, что он забыл об усталости и принялся рассказывать обо всем, что ему довелось увидеть.