А здесь жара. Нужно доверять народу, он знает, что и как носить в плюс сорок в тени. Или сорок пять.
Глаза меня не подвели, одежду я выбрал по размеру. Только переоделся, как стук в дверь.
Думал, вестник от господина Бадави, ан нет. Спасский и Карпов!
Я открыл дверь. Спасский поначалу даже отшатнулся, видно, принял за араба. А Карпов нет. Не отшатнулся.
— Можно войти? — спросил он.
— Конечно, — я распахнул дверь, приглашая. — Боржом? Другого не держу.
— Боржом будет в самый раз, — согласился Анатолий, улыбаясь.
Расположение духа свидетельствовало о том, что у Бирна он выиграл. Да я и не сомневался.
Я достал из холодильника минералку, разлил по стаканам. Сообразили на троих.
— Ах, да, журнал, — я взял с полочки «Поиск», передал Спасскому.
— Непременно верну, — ответил десятый чемпион мира.
— Я перед отъездом виделся с твоими родителями. У них все в порядке. Более-менее.
— Отца уволили?
— Уволили, — сказал я. Отец Карпова работал на режимном заводе, и да, его уволили. На пенсию. Производство на заводе считалось вредным, и потому Евгению Степановичу пенсию начислили. В полном объеме.
— И как он?
— Бодр. От денег отказался, сказал, что на жизнь вполне хватает, — я предлагал их отцу Анатолия, говорил, что от сына, мы, мол, сочтемся, но он не взял.
— Ничего не просил передать?
— Сказал, что у каждого своя игра. Главное — не оказаться в цугцванге.
Похоже, эти слова что-то значили для Анатолия. Он задумался. А Спасский раскрыл журнал, посмотрел выходные данные. Там, где указывается и тираж, и основные сотрудники. Главный редактор, исполнительный директор, специальный редактор-консультант. Редактор-консультант — это, конечно, я. Так в трудовой книжке значится. А то «первый читатель» может в будущем вызвать вопросы: что за профессия такая — читатель?
Ну, и тираж увидел. Сто шестьдесят тысяч. Это вам не «Континент».
— А тебя… тебе за встречу со мной ничего не будет? — спросил Карпов.
— Интересно, откуда они узнают, это первое. И нет, не будет, даже если узнают, это второе.
И мы пошли обедать. Я не переоделся, так и остался в местном. Только куфию снял. На всякий случай, чтобы не испачкать.
А после обеда ко мне подошел бой и сказал, что господин Бадави просит зайти к нему.
Зашел.
Тот опять не выказал удивления, теперь моим видом. Спросил только, христианин ли я.
Я ответил уклончиво, что вырос и воспитан в христианской культуре. Так меня учили отвечать на инструктаже. Мусульмане не очень любят христиан, но атеистов не любят гораздо, гораздо больше. А нам нужны хорошие отношения с арабами. Очень нужны.
А нет ли у меня мысли перейти в ислам?
Я интересуюсь исламской культурой, опять уклончиво ответил я.
А не хочу ли я вместе с арабским языком изучать Коран?
Хочу. Как можно изучить культуру, не изучив Коран?
Тогда, сказал почти торжественно господин Бадави, завтра в Джалу прибудет шейх Дахир Саид Джилани, который вызвался учить меня.
Кто такой шейх Дахир Саид Джилани, я не знал, но, склонив голову, сказал, что высоко ценю оказанную мне честь.
Господин Бадави просиял.
Очень ему понравился мой ответ.
Глава 12
УДАР
Игра сегодня принципиальная. Фишер белыми хочет победить. Ещё бы не хотеть — счет со мной у него отрицательный. А я, чёрными, согласен и на ничью. Играю, и у меня получается. С другим-то можно было бы и предложить её, ничью, но с Фишером такое проходит редко. Фигур на доске много, всякое может случиться.
Что ж, я не прочь и поиграть. Случиться может и в мою пользу.
На двадцать шестом ходу я задумался: стоит ли форсировать размен ферзей, делая ничью практически неизбежной, или попытаться подпустить туману, осложнить ситуацию?
И только я стал в этом тумане искать на ощупь потайные двери, как шум в зале отвлёк от поиска.
Ну, шум — сказано слишком сильно. Некому особенно шуметь. С дюжину газетчиков да киносъемка для ливийского телевидения, вот и вся публика.
— Врача! Позовите врача!
Ага, ага… Кто позовёт? Откуда? Нет, если бы турнир был в Москве, Ленинграде или Ереване, среди зрителей набралось бы врачей на целую больницу, но мы-то не в Москве. В Джалу мы. А здесь не то, что в зале — вообще, похоже, врачей нет.
Я сделал ход и сказал Фишеру:
— Роберт, зовут врача. Я должен идти.
Он посмотрел на меня отрешенно, весь в партии, потом кивнул: