— Саня, — позвал я, голос был хриплый, а от напряжения в голове застучали молотки.
Товарищ по несчастью приоткрыл один глаз. Очень мутный глаз.
— Я тут, там осталось немного, похмелись.
— Это алкоголизм, — напомнил я.
— Угу.
Дотянувшись, я схватил минералку, непослушными пальцами открутил пробку и влил немного в рот. Проглотить получилось, но лучше не стало. Покосившись на остатки вчерашнего пиршества, я увидел, что в бутылке «Финляндии» действительно на дне немного осталось. Собрав волю в кулак, я подполз к «столу» вылил остатки водки в кружку, поставил перед собой и замер. Так, смогу ли? Никогда не похмелялся, а тут… Набравшись смелости схватил кружку, выдохнул и опрокинул отраву в себя, сразу же присосавшись к бутылке с водой.
Желудок восстал, словно угнетённый пролетариат, начав яростно сокращаться, чтобы исторгнуть из отравленного организма лишнее. Собрав волю в кулак, я пытался ему помешать. Только через пару минут, когда я всё же победил, получилось выдохнуть и расслабиться. Тошнота ушла, головная боль постепенно утихала, а сознание прояснялось, впрочем, последнее я бы не стал относить к положительным изменениям. Реальность наша была такова, что смотреть на неё следовало исключительно через дно гранёного стакана.
— Чем вчера кончилось? — спросил я у Шурика.
— Да ничем, — он открыл глаза и встал со стула, — допили, да спать легли.
— Ясно, пожрать есть чего?
— Варить я не стал, там консервы, хлеб, есть две шайбы красной икры.
— А чего молчал, надо было на закусь её.
— А с утра опухнем так, что глаза не откроем, солёная.
Наплевав на его угрозы, я достал пластиковую ёмкость с красной зернистой массой и начал отрезать ломоть хлеба от слегка зачерствевшей буханки.
— Тебя не смущает, что ты этим ножом людей резал? — спросил Шурик, присаживаясь рядом с очередной бутылкой, видимо, закусь показалась всё же привлекательной.
— Нисколько, — ответил я, сооружая бутерброд, — я его помыл, этого достаточно. Никакой метафизики я в это не вкладываю, нож есть нож, им можно резать хлеб и людей с одинаковым успехом.
Среди запасов еды нашлись овощи и зелень, всё это мы выложили на стол, настоящий стол, позаимствованный в одном из домов. Ещё бы стаканы найти, а то пьём, как бомжи, из кружек.
— Предлагаю сильно не напиваться, — сказал Шурик, а то Нэнси приедет, посмотрит на нас, сделает выводы и уедет поскорее.
— Принято, — согласился я, поднимая кружку, — поехали…
Глава двенадцатая
Нэнси появилась вечером третьего дня, когда мы уже начали сходить с ума от пьянства и вынужденного безделья. Мы сидели на перроне с биноклями и поочерёдно прикладывались к бутылке виски. Здоровья пить пока хватало, но белая горячка уже притаилась в кустах.
— Смотри, — Шурик указал вперёд, — там, по ходу, горит что-то.
— Да ну, — я приложился к биноклю, из-за линии горизонта поднимался жиденький слой дыма. Понаблюдав ещё с полминуты, я понял, что он медленно смещается в сторону.
— Паровоз, — сказали мы хором, поглядев друг на друга.
— Ну, или какой-то идиот с дымовой шашкой бегает, — выдвинул он другую версию.
Гадать долго не пришлось, очень скоро с той стороны, куда уходили рельсы, показалась чёрная точка, которая, по мере приближения, увеличивалась в размерах, пока не обрела черты очень футуристичного паровоза, за которым был прицеплен один вагон. Тендера с топливом я не увидел. Приближаясь к станции, стальной монстр начал потихоньку сбрасывать скорость, но струи пара ниоткуда не вырывались, и гудка не было. Прогресс налицо.
С тихим шипением техника въехала на станцию, из паровоза вышли двое, одной была Нэнси, а следом за ней на перрон шагнул высокий мужик. На вид ему было лет сорок, хотя, кто их знает, может все восемьдесят, или даже девяносто. Кстати, а самой Нэнси сколько? Мужик этот был худым и подтянутым, чисто выбритое лицо, коротко стриженые тёмные с проседью волосы. Создавал впечатление интеллигента. Разве что, одежда его никак не вязалась с образом. Яркая гавайка и шорты с тапочками, а венчал всё это великолепие пробковый шлем. Белый сахиб.
Мы вышли им навстречу, сказать по правде, вид у нас у самих был не слишком презентабельным. Шурик был полуголым, в закатанных камуфляжных штанах и босиком. Я накинул куртку на голое тело, но застегнуться забыл. И это не считая опухших от пьянства физиономий и ядрёного выхлопа.
— Добрый день, господа, — сказал негромко мужик и поморщился, на господ мы явно не тянули.
— Здрасте, — ответил я, стараясь не дышать в его сторону.