Отец попятился, двигаясь вглубь леса, повернулся и велел:
— Надо уйти отсюда. Видимо, началась дневная охота. Быстро!
И Мэши уже не оглядывалась, хотя за спиной то и дело раздавалось щелканье, гудение, ворчание и разный другой шум. Вот взревел один из больших мганси — видимо, мелкие хищники навалились на него всем скопом. Следом жалобно заныл кто-то из мелких.
Отец все дальше и дальше заходил в чащу, придерживаясь каких-то своих ориентиров.
— Мы выйдем отсюда чуть южнее, — на ходу пояснял он, — хотя лес за последние двадцать лет мог здорово разрастись. Главное — не теряться, Мэши. Главное нам с тобой сейчас не растеряться.
Шум битвы остался далеко позади, когда они оба вдруг вынырнули на широкую прогалину. Их взглядам предстали каменные валуны и огромный блестящий остов чего-то, что раньше было военной техникой. Или военным роботом?
Блестящий металл когда-то был Живым — он отливал синим точно так же, как и лека, и прошедшее время не до конца загасило его блеск. Длинный, вытянутый нос у этой штуки остался совершенно целым, зато боковые ответвления развалились на несколько кусков, сквозь отверстия которых пробивались усики трав. На широких боковинах еле заметно проступали изображения диковинных букв и знаков, наполовину стертых и давным-давно утративших свое значение.
— Что это? — тихо спросила Мэши.
— Пойдем внутрь. Животные не любят Живой металл и избегают его. В этой штуке мы будем в безопасности, — велел отец.
Глава 3
Мэши. И птицы могут падать на землю
1
Животные действительно не любили Живой металл. Хамийе — тот шипел и щелкал челюстями на маленького леку. Мэши хотела спросить отца «почему?», но не успела. Отец взял ее за руку и потянул за собой внутрь мертвого остова.
Что это было? Летучий дракон? Или другое какое приспособление? Может, гигантский рубщик деревьев? Оплавленные, потерявшие формуй почерневшие останки верно хранили свои тайны. Чуть больше двухсот Буймишей минуло с той поры, как они остались лежать на земле забытые и никому не нужные.
Внутри было сумрачно и тихо. Лучи Светила пронизывали пробитый верх и ложились на замусоренное дно ровными светлыми полосами. Мэши опустила голову, стараясь не споткнуться о камни или обломки, почувствовала, как что-то хрустит под ботинками, неловко переступила и шепотом ойкнула:
— Папа… посмотри, пожалуйста.
Отец, увлеченный какими-то более-менее сохранившимися изображениями на стенах, оглянулся, нахмурился. Быстро присел на корточки и взял то, на что наступила Мэши. После сказал:
— Это человеческие кости. Они очень хрупкие, видимо, сначала обгорели, а потом и высохли от времени. И сохранились только потому, что лежали внутри Живого металла. Их много, Мэши, оглядись.
Мэши еле подавила в себе желание броситься вон, на воздух. Она никогда не видела останки людей даже на картинках. А тут по всей земле валялись человеческие черепа, ребра и еще какие-то кости. Много костей. И черепа были совсем маленькие. Слишком маленькие…
— Это же дети… — выдохнула Мэши.
— Да, в этом приспособлении перевозили детей. Видимо, хотели уберечь от войны, — устало проговорил отец. — Хотели сохранить детям жизнь, но не уберегли. Кто-то подбил их…
— Деревья, кто же еще? Клятые Гиганты…
— Деревья не сжигают, Мэши. А здесь бушевало пламя.
— Потому что машина упала и загорелась. Тут все понятно.
— Она бы загорелась изнутри, Мэши. А тут передняя внутренняя панель уцелела. Это говорит о том, что пожар начался снаружи, посмотри сама. Мало того, на панели остались выбитые надписи. Древние люди общались с помощью Живого металла, он мог запечатлевать на себе символы, картинки — любое смысловое послание, какое прикажут. Вот посмотри, что осталось на панели. Целенькая, несмотря на двести Буймишей с лишком.
Мэши несмело приблизилась, стараясь переступать через кости и гибкие стебли растений, протянувшиеся через всю развалину. Овальная передняя часть, закрытая и гладкая — ни окошек, ни отверстий, — действительно уцелела. Почерневший металл, давным-давно переставший быть Живым. Этот металл уже не мог черпать энергию от солнца, не мог двигаться, не мог реагировать на чувства людей. Из него даже нельзя было сделать какую-нибудь полезную вещь. После своей смерти он стал совсем хрупким и не выдержал бы никакого напряжения.
По краям панели виднелись выпуклые, словно выдавленные изнутри знаки. Их покрывала пыль и древесная труха, но разглядеть все равно можно было.