Переполняемый догадками и предчувствиями Авенир вышел в коридор и увидел присевшего на край деревянного откидного кресла старого вьета. Лысеющая на макушке голова старика мелко тряслась, но лицо оставалось спокойным и приветливым. Он слегка поклонился Авениру, но вставать не стал.
Вскоре в коридоре появился успокоенный Грешников.
— Все в порядке! Вьет только подрывал бомбу, а брал деньги Трофим! Поэтому он не помнит, в чем они лежали!
— Неужели ты сам в это веришь?
— А что? Очень правдоподобно! Спасибо, что подсказал, а то на суде всплыло бы — нехорошо!..
— Что здесь делает старик?
— Старик? — Грешников оглянулся.— A-а… Наверное, пришел просить свидания с сыном.
— Чен — его сын?!
— Ну да, а что? Опять прозрение? Это правда, я документы видел…
Не слушая больше Грешникова, Авенир, задыхаясь от волнения, вернулся к старику, привставшему все же ему навстречу.
— Айни — ваша дочь? — яростным шепотом спросил он старого вьета.— Чен — ваш сын, значит, Айни — ваша дочь?! Ведь они брат и сестра!
— Дочь, да,— закивал старик.— Хорошая дочь.
— И вы прислали свою дочь ко мне, как… Как…— Можаев не находил слов.— Что вы за люди?! Что за народ?!
— Мы несчастный народ, Авенир Аркадьевич,— с достоинством проговорил старик.— Я послал ее к вам, чтобы она осталась… Мне не следовало этого делать… Но я всего лишь отец… Я хотел ее спасти.
— Вы лжете! — воскликнул Авенир.— Я видел, как вы вынуждали ее написать это гнусное заявление!
Старик улыбнулся детской наивной улыбкой:
— Я знаю… Айни рассказала мне… Вы не поняли, Авенир Аркадьевич. Я убеждал ее бежать к вам… Мне стыдно в этом признаться, но это так. К сожалению, наши дети, как и ваши, не всегда делают то, что велят родители…
Пораженный Авенир побрел прочь.
— Что с тобой? — удивленно спросил Монумент и поморщился.— Да, совсем забыл про это заявление… Сейчас, расквитаюсь быстренько с делами и придумаем, как тебе помочь.
— Не надо,— покачал головой Авенир.— Сегодня хозяин вьетов сам все исправит.
— Ну-ну,— буркнул Грешников.— Ты бы температуру померил. Вид у тебя… И жаром пышешь, как от печки. Мы к твоей девице поедем?
— К какой?
— Которую Петруша пытался изнасиловать и которую ты от меня скрыл. Забыл, говоришь?
— Это уже не столь актуально, но поехали… Для полноты картины.
— Я вас не понимаю, кудесник. То все бросай и лети к ней, то уже не актуально! А кто тебе адрес пострадавшей дал? Небось твой болтливый сержант, который мне звонил?
— Никто не давал… Я увидел в книге — и запомнил…
Грешников балагурил всю дорогу. С тем же веселым настроением он кулаком надавил кнопку звонка — и по его звучанию оба поняли, что дверь в квартиру не заперта.
— Нет! — вскричал Грешников.— Только не это! Хватит! Все уже так хорошо сложилось!
— Боже мой! — встревожился Авенир, дергая себя за волосы.— Ведь этого же не должно было быть!
В голове его опять все смешалось. Они осторожно вошли.
Увы! Худшее, что могло случиться, случилось. На полу распласталась, раскидав голые ноги, молодая женщина в желтом халате. Лица ее, закрытого длинными русыми волосами, не было видно. Монумент осторожно переступил через длинные ноги, нагнулся и пальцем приподнял волосы.
— Задушена… — Он заботливо отстранил пораженного Авенира.— Не смотри, раз ничего не забываешь. В лицо не надо смотреть. Она еще мягкая совсем! — Он потыкал пальцем в щеку женщине, сунул ладонь ей под халат.— Даже немного теплая! Полчаса, час от силы! Здесь все свежее! Ничего не трогай, на выход!
— Пока мы были в управлении с Вероникой… — бормотал Авенир.— Боже мой, я опять ошибся!
— Погоди, приведу соседей! — сказал Грешников.— Может, это не хозяйка квартиры, а кто еще…
— Мне что-то плохо… Я пойду, посижу у подъезда…
— Валяй, конечно. Ты, видно, никогда на скотобойне не был.
— Какое это имеет отношение?..
— Как тебе сказать… Все мы скоты. Только в разной степени. Иди, а то стошнит — запах отобьешь, собака работать не сможет.
Авенир побрел было, шаркая ступнями, но тут же вернулся:
— Позвони, пожалуйста, Отцу Никону. Где он сейчас?
Монумент пристально поглядел на Можаева — и позвонил.
— На месте он. В доме Низовцевых. Поминками руководит. Белле дурно после похорон Петруши.
— Ничего не понимаю. Я полный кретин… Нет, хуже. Я — сантехник!
Он в отчаянии махнул рукой и спустился вниз, присел на лавочке у подъезда. Сидел, тупо смотрел на солнышко, на жирных голубей и вертких воробьев, клевавших что-то у ног старухи с мешком семечек. Вскоре прикатила опергруппа с розыскной овчаркой. Собака взяла след и, вырывая поводок, привела молодого кинолога прямо к Авениру.