Монумент кивнул. Отец Никон слегка сощурился, вглядываясь.
— Видите — он несколько странной формы. Он отличается от прочих осколков.— Авенир побрякал кусочками металла в пакетике.— Посмотрите сюда, пожалуйста, и вам все станет ясно без слов.
Бережно держа осколок длинными пальцами, он приложил его к барсетке, стоявшей на столе. Грешников ахнул.
— Да, мой друг! Всего лишь скоба от такого же симпатичного замочка! Я думаю, ваши эксперты без труда установят идентичность этих изделий. Вы не находите, Николай Николаевич, что этот кусочек металла весом в полграмма утяжелил мою вербальную версию до критической массы, за которой — переход из мира выдумок в мир реальностей?
Отец Никон, опустив голову, несколько раз кивнул — и вдруг проворно вскочил и выхватил пистолет. Но не зря Авенир расположил Монумента прямо за спиной у главного героя. Грешников тотчас, едва блеснул ствол оружия, кулаком одной руки ударил по пистолету, а второй схватил Отца Никона за загривок той самой мертвой хваткой, которой недавно держал Чена. Только у Николая Николаевича не было сноровки и мужества, чтобы вырваться. Он скорчился и покорно замер под тяжелой рукой опера. Авенир поднял с ковра упавший пистолет и, продолжая ходить, положил его подальше от Никона, в кресло у входа в кабинет.
— А как же этот мордатый Толян? Он же видел кого-то на свалке! Кто-то же огрел тебя по башке! — воскликнул Грешников, потрясая безвольным телом Николая Николаевича.
— Я думаю, Толян был заодно с Никоном,— ответил Авенир.— Он был тупым и самолюбивым. При Низовцеве ему ничего не светило. Он сам меня ударил, а потом притворился, будто стреляет во вьета. Заметая следы, Никон подорвал его в домике у того подрывника. Я невольно подыграл ему очень удачно — и мы потеряли свидетеля!
— Кто же заминировал дом?
— Не знаю… Возможно, сам подрывник. А потом его убили. У нас есть человек, который поможет разобраться в этом. Это Витек. Он человек Никона. Я понял это вчера, когда Николай Николаевич пытался скрыть от меня его фотографию.
— Это Никон послал Витька напасть на тебя?
— Думаю, да. Он боялся, что мне бросится что-нибудь в глаза. Он вообще многого боялся.
— А Вероника? — уныло спросил Грешников.
— Ты сам все видел. Веронику тебе придется отпустить. Никон подбросил в ее квартиру деньги, подсунул в пакет украденную из дому сережку, чтобы заменить отсутствующие отпечатки пальцев. Ведь отпечатков Вероники там не было?
— Вообще никаких отпечатков,— мотнул квадратной головой Грешников, отчего тело Отца Никона, почти повисшее в воздухе, колыхнулось в его руке.
— При этом он изображал страдания неразделенной любви к Веронике, весьма искусно изображал. А когда вьет сделал фальшивое признание и назвал Веронику заказчицей, Никон ловко вывел нас на квартиру, заранее зная, что мы в ней найдем.
Николай Николаевич застонал, подавая признаки жизни:
— Больно… Пустите наконец!
— Больно? — удивленно спросил Грешников, потряхивая его.— Нет, милый, это еще не больно. Вот поедем к нам, я расскажу ребятам, что это ты угробил Михалыча… — Он швырнул его в огромное кресло, как тряпичную куклу.
Авенир жадно пил воду с ладони, черпая из маленького аквариума. От долгой напряженной речи у него пересохло в горле.
— Постой! — воскликнул Грешников.— Еще Петруша и сегодняшняя девушка! Это для чего?
Можаев остановился перед скрючившимся в кресле, злобно поглядывавшим снизу вверх Отцом Никоном, качнулся с пятки на носок:
— Об этом, я думаю, нам расскажет хозяин вьетов.
Никон злорадно ухмыльнулся, изящно покрутил пальцами в воздухе у виска:
— Вы дурак, Можаев. Вы так ничего и не поняли! У вьетов нет хозяина! У вьетов есть…
Договорить он не успел. В кабинете загрохотали выстрелы.
Белла, войдя неслышно и выхватив из кресла пистолет, стреляла, как вчера в парке, держа оружие обеими руками и с каждым выстрелом шагая к жертве. На ней было надето черное закрытое платье с длинными рукавами, голова была обвязана синим полотенцем на манер тюрбана. Глаза ее горели, руки и губы тряслись — но то ли вчерашняя практика помогла, то ли дневное освещение способствовало, только первая же пуля угодила Никону в макушку. Он дернулся и упал вперед, открывая спину. И в эту узкую спину, обтянутую безупречным костюмом с траурной лентой на рукаве, Белла и всаживала пулю за пулей, открыв рот, приговаривая нечто неслышное за пальбой.