Сам он, выучив наизусть в годы учёбы в школе огромные фрагменты классических произведений (например, все произведения поэта Горация и драматурга Публия Теренция Афра) не рекомендовал использовать запоминание исключительно для тренировки памяти или удержания в ней лишь основных, самых важных фактов. Для Эразма запоминание представляло собой нечто большее, чем просто складирование информации. Он воспринимал запоминание как первый шаг в процессе синтеза, ведущего к более глубокому и личному пониманию читаемого материала. По словам историка Эрики Руммель, он верил, что человек должен «переваривать или усваивать то, чему обучается и над чем размышляет, а не просто рабски воспроизводить желаемые качества, предлагаемые автором модели». Способ запоминания, предлагавшийся Эразмом, не был механическим или бездумным - он вынуждал мозг полностью вовлекаться в работу. Для этого, по словам Руммель, требовались «креативность и здравость суждений».
Совет Эразма служил своего рода отражением мыслей римлянина Сенеки, также использовавшего ботаническую метафору для отображения той значительной роли, которую память играет в процессе чтения и мышления. «Нам следует имитировать поведение пчёл, - писал Сенека, - и держать в отдельных сотах то, что мы усвоили в процессе чтения. Вещи, хранящиеся отдельно друг от друга, сохраняются куда лучше. Затем, старательно используя ресурсы нашего врождённого таланта, мы должны смешать различные нектары, опробованные нами, и превратить их в одну сладкую субстанцию. И если даже нам будет известно, из чего она состоит, её вкус будет очень отличаться от вкуса изначальных элементов». Для Сенеки, как и для Эразма, память казалась чем-то куда большим, чем просто контейнер или сумма понятий, которые мы запомнили. Она была своего рода новой и уникальной сущностью.
Рекомендация Эразма вести дневник и записывать в него памятные цитаты получила широкое и активное одобрение. Такие дневники, получившие название «тетрадей для заметок», легли в основу образования эпохи Ренессанса. Подобная книга была у каждого студента. К XVII веку они получили распространение и за пределами академических кругов. Тетради для заметок стали восприниматься как необходимые инструменты для развития образованного ума. В 1623 году Фрэнсис Бэкон отметил, что вряд ли что-то может быть более полезно нашей памяти, чем хороший и активно использующийся сборник заметок по общим вопросам». По его словам, правильно ведущийся дневник, помогающий записывать факты в память, «позволяет им обрести материальность». По словам профессора лингвистики из Американского университета Наоми Барон, в течение всего XVIII века «тетрадь джентльмена для записей» служила «и инструментом, и хроникёром его интеллектуального развития».
Популярность тетрадей для записей пошла на спад в XIX веке, когда темп жизни значительно ускорился. Более того, к середине XIX века люди начали всё менее активно заниматься запоминанием как таковым. Прогрессивные учителя изгнали из своих классов эту практику как устаревший символ менее просвещённой эпохи. То, что на протяжении многих лет рассматривалось в качестве стимула к творчеству и условия глубокого понимания предмета, начало восприниматься как барьер, препятствующий развитию воображения, а затем - и как напрасная трата умственной энергии. Появление в ходе XX века новых устройств для хранения и записи данных - аудио- и видеокассет, микрофильмов и микрофишей, фотокопировальных аппаратов, калькуляторов, компьютерных дисков - значительно расширило доступность и охват «искусственной памяти». Запоминание информации начало казаться ещё менее важным делом. Возникновение безграничных банков данных с возможностью быстрого поиска в Интернете привело к новым изменениям, причём не только в механике запоминания, но и в том, как мы воспринимаем память как таковую. Сеть быстро превратилась из помощника памяти человека в её замену. В наше время люди обычно говорят об искусственной памяти как неотъемлемой части памяти биологической.