— Это анонимное тестирование.
— Как же я узнаю результат?
— Я тебе скажу.
— Ты можешь обмануть.
— Я мог бы обмануть и сказать, что все было с резинкой или что вообще ничего не было. Я ведь не обманул, сказал как было.
— Ладно, отвези меня домой.
— А что, утренней зарядки не будет?
— Чтоооооо???!!!
— Значит, не будет, что ли?
— Ааааааа!!! Как ты можешь после всего этого такое говорить?!
— Именно после всего-то как раз и могу. Мы уже близкие люди. Я тебе даже в попку заехал разок.
— Аааааа!!! Аааааааааааа!!!
— Я пошутил. Только в рот.
— Аааааа!!!
— Не нервничай так. Я уже сам обо всем начал волноваться из-за тебя. Сделаешь меня нервным человеком.
— Это правда?
— Правда что?
— Насчет рта?
— Да, а что?
— Я не верю. Я никогда это не делаю незнакомцам.
— А мы к этому времени уже разок познакомились.
— Аааааааа!!!
Лора начала бегать по квартире, собирая свою мелочь: заколки, платок, ключи, телефон.
Ее русский платок валялся под уголком рамы разбитой кровати. Она обернула плечи и вдруг превратилась во вчерашнюю Лору. Я даже заметил шальной туман в ее глазах. Покручивая попкой (не разучилась еще) она подошла к двери и сделала знак вопроса на лице. Когда женщина сооружает такое выражение, это значит только одну вещь — «Ты отвезешь меня домой? Или оплатишь такси?» Да, это две вещи, но значат одно и то же — «Ты меня любишь?» На женском языке, конечно.
Я был уже почти трезв, но взъерошенные забукашки все еще метались в моем подкожном жире. Это понижало энтузиазм. Лора жила хрен его знает где — в 170-х улицах, почти в Бронксе.
Пока я ее вез, она четыре раза спросила, сплю ли с женщинами без презерватива и когда проверюсь на СПИД. Других болезней она, видимо, не боялась. В ответ я хотел спросить ее, когда она подстрижет кустарник, но передумал. Еще подумает, что я ее не это самое, не люблю.
Вернувшись домой, я накатил облегченного пивка. Оно очень водянистое и отлично работает с похмелья, когда весь трубопровод забит сухарями вчерашних булочек. Выключив мобильный, я лег спать.
Проснувшись и хорошо просморкавшись (с похмелья у меня много козявок), я включил трубу. На экран выпрыгнуло шесть сообщений о пропущенных звонках и четыре сообщения с автоответчика. Прослушав первое, я не стал продолжать, вытер все. Как может догадаться любой задумчивый читатель, это были вопросы от Лоры. Она уже начинала, говоря по-белорусски, заябывать.
Я пошел на интернет и проверил свою анонимную клинику. Была суббота. Оказалось, прием еще не закончился. Я быстро собрался.
Это была слегка грязноватая государственная клиника. Анализы брали на втором этаже. Я долго объяснял, что мне нужно, черной регистраторше за стеклянной стенкой. Потом она открыла боковую дверь и спросила: «Что вы говорите? Я ничего не слышу через стекло». Оказалось, нужно сначала заполнить формы внизу. Я спустился, нашел в пустой комнате формы и начал движение обратно. Из зашмыганной двери выскочил черный вертлявый мужичок. «Чего надо?» — весело выкрикнул он, подергивая головой в такт доносившейся из его комнаты музыки.
— Да вот, формы…
— Ты что делаешь?
— Формы беру.
— Формы берет! — костлявый мужичок подмигнул огромной черной тетке, за стеклом еще одной регистратуры. Она заполняла своей тушей весь проем, поэтому я ее и не заметил. Тетка поколыхалась верхней парой грудей в ответ. Средняя пара грудей осталась неподвижной. Нижняя пара грудей уходила под срез окна.
— Ты формы берешь зачем? — медленно, чуть ли не по буквам, изложил мне санитар.
— Анализ.
— Какой?
— СПИД…
Я почувствовал себя воришкой, который крадет государственные формы, причем скорее всего еще и гей, раз на СПИД проверяется.
— Иди сюда, — наконец сжалился веселый санитар. — Тебе повезло, я уже на обед уходил, ты знаешь, что я имею в виду. — И он подмигнул опять.
— Имя, фамилия, — спросил он, сев за стол. Меня он оставил стоять.
— Хм… Тест ведь анонимный… Вроде…
— Ааа, ты анонимный хочешь, — и подмигнул.
— Да.
— Тогда давай дату рождения.
— Первое января 1919, — эту дату я всегда оставляю слишком любопытным. Весельчак внимательно посмотрел на меня. «Сейчас подмигнет», — подумал я. Черный не подмигнул.
— Хорошо выглядишь.
— Здоровье берегу. Вот, анализы все время делаю.
— Когда в последний раз был сексуально активен?
— Сегодня.
— Анальным сексом занимаешься?
— Нет.
— Противозачаточными средствами пользуешься?
— В смысле, презервативы?
— Да.
— Нет. В смысле, да.
— Хм… У нас был уже?
— Да.
— Когда?
— Полгода назад.
— Есть какой-то особый повод для визита?
— Новая герлфренд. Хочет, чтоб я проверился.
Весельчак очень устал, заполняя карточку. Он грустнел с каждой фразой, которую он вносил в формуляр. Мои ответы ему чрезвычайно не нравились.
— Это отнеси на второй этаж, отдай в регистратуру. Твой номер вот здесь, 54311. А по твоей дате рождения они будут искать твой анализ, если что-то запутается.
Тут он не выдержал.
— Они, кстати, в таком случае, будут очень удивлены, что ты еще сексуально активен.
И подмигнул, наконец.
Я поднялся на второй этаж, при этом был уже опытным, не разговаривал с регистраторшей, а просто сунул бумажки в щель под стеклом. В комнате ожидания сидело человек 20 всех рас и национальностей, которые можно встретить в Нью-Йорке. Я уставился в подвешенный под потолком телик. Звука не было. Люди на картинке жуткого качества открывали зеленые рты. В моем ряду стульев, в самом конце, под стенкой, спала полупьяная негритянка. Через регулярные промежутки времени, она вскакивала и убегала из комнаты. Потом возвращалась и ложилась спать опять.
Время от времени в комнату заходили люди в белых халатах и выкрикивали номера. До меня очередь дошла через час. В комнате, куда отвела меня китаянка в белом халате поверх синего хирургического комплекта, была жуткая срань. Я опасливо застыл в центре помещения. Мулатка с ямайским акцентом рассказала, что она сейчас со мной сделает. Заученные фразы вылетали из ее полузакрытого рта с трудом. В остальном она была достаточно бодрой и молодой. Тот же синий комплект (хирургический костюм «Комфорт»), руки в свежих зеленых перчатках из коробки на столе.
Она перетянула мне руку жгутом и сказала посжимать кулак, с тем же чумным ямайским акцентом. Потом воткнула иголку и высосала большую пробирку крови. У меня кровь всегда очень темная, может, у остальных тоже. Это из-за группы — 4-я группа, отрицательный резус. Хрен такую найдешь где. Меня комары едят в последнюю очередь, только когда рядом больше никого. Если им дать выбор, они с отвращением улетают подальше от моей крови и падают на открытую кожу хороших людей с первой и второй группой.
Одной пробирки джамайской комарихе оказалось мало. Она достала еще иголку и долбанула мне в палец. Я от иголок всегда дергаюсь. Не сдержался и сейчас. Эта кровь была покрасивее, алая. Насосавшись, комариха молча села заполнять бумаги.
— Это все?
— Да. — Ямайка шмыгнула носом и отвернулась.
Я вышел и вернулся обратно в приемную. Никто мне об этом не сказал. Анонимный сервис был еще и молчаливым. Но я знал, что нужно сидеть и ждать результата. В каких-то других местах, может, в параллельных слоях, СПИД тестировали простым взятием мазка изо рта. Эта государственная контора хотела крови, и она ее получала.
Мои размышления прервала таиландка в зеленой медицинской робе.
— Трити мити, — сказала она. Никто не реагировал.
— Трити мити. Трити мити.
На моем номерке было, вроде, «трити» в начале, потом семь. Я подошел к ней. Таиландка посмотрела на номер и увела меня в темные закоулки коридоров.
Я пошел по узкому проходу. Мысли о девках стучали в черепную коробку. Наконец, таиландка передала меня китаянке, сидевшей в одной из клеточек, за покрытым серым пластиком столом. При более близком рассмотрении, она оказалась испанкой. Латина была веселая, как и черный мужик на первом этаже. Она разве что не подмигивала.