Медкомиссия находилась в тихом закутке Гринспука, впрочем, других там и не бывает. Начиная с рецепшионистки — да, звучит не очень, как «пшикать». Может, лучше назвать ее регистраторшей? Короче, начиная с нее, все вокруг были супервежливые и улыбчивые. Не сравнить с Нью-Йорком, где все медработники смотрят на тебя в лучшем случае, как на пустое место.
Регистраторша выдала мне стопку бумаг, которые я должен был заполнить. В этих анкетах в основном я либо отказывался от права что-нибудь обжаловать, либо должен был перечислить список болезней, которыми я болел или не болел. Список недугов, которыми я мог страдать, занимал целую страницу, в четыре столбца. Возле каждой болезни находились два квадратика для «да» и «нет». Я отметил крестиком все «нет», кроме аллергии. На душе стало значительно веселее, и я осознал насколько я все-таки еще здоров, а ведь могло быть и иначе. Например, там были туберкулез, какие-то лихорадки, лунатизм, недержание мочи и так далее.
Формы также наивно интересовались, сколько я пью, и не был ли я на принудительном лечении в закрытой психбольнице. Про себя я подумал, что могли бы добавить еще пару разделов и страниц. Например, какие наркотики я предпочитаю и как часто принимаю. Причем, по американской традиции, могли бы сделать ответы максимально удобными и стандартизированными: нарисовать квадратики для «больше» и «меньше, чем один раз в день», «один раз в день» и «один раз в неделю». Также форма забыла поинтересоваться, веду ли я беспорядочную половую жизнь. Насчет убийств и ограблений банков тоже пропустили. Много упущений.
Ко мне подошла сестра в серо-голубом одеянии хирурга и назвалась Нэнси. В моей голове все вертелась одна мысль: «Нет, эта в жопу скорее всего не полезет». Нэнси вела себя, как гид на туристической экскурсии.
Она выдала мне еще одну стопку бумажек, только теперь другого — зеленого цвета. В них я тоже от чего-то отказывался и с чем-то соглашался. Я заполнил их и расписался.
— Это шкафчик, — сказала Нэнси и показала рукой. — Он закрывается на ключ. Вот ключ. Выложите все из карманов и положите в этот шкафчик.
Я вынул все из карманов и забросил в шкафчик. Нэнси закрыла его и дала мне ключ.
— Теперь вы помоете руки, но без мыла. Вытрете этими салфетками.
Я вытер.
— Это туалет, здесь вы опорожнитесь в этот стаканчик. Видите, на стаканчике номер, и он совпадает с номером на ваших бумагах. На этой баночке тот же номер, я сюда вылью вашу мочу. Сличите номера и поставьте на баночке ваши инициалы. Вода в туалете отключена, вы не сможете помыть руки или слить унитаз. Постарайтесь наполнить полстакана, остальное можно в унитаз. Если полстакана не выйдет, то хотя бы на палец на донышке.
Нэнси побрызгала синей жидкостью унитаз и ушла. Я напрягся, но не текло. Я напрягся еще раз, и наконец полилось. Струя крепчала. Как только я выдавил первые капли, меня было не остановить — с утра я уже успел выпить две чашки кофе.
Я наполнил полстакана, как было заказано, остальное слил в унитаз. Когда ставил стакан на полку, заметил на нем наклейку с точками разного цвета. Это был пьезотермометр. Точка зеленого цвета постепенно наливалась краской. Потом она начала тускнеть, а следующая к ней, желтая, светлеть.
Я открыл дверь.
— Готово? — спросила Нэнси.
Я вручил ей результат моих стараний в туалете.
— О, температура отличная! — с огромным энтузиазмом она взяла стакан и поднесла его к моему лицу, — Видите? Эти точки показывают температуру.
Она отлила немножко из стакана в баночку, остальное слила в унитаз и выбросила стакан в мусор. Медосмотр продолжался.
— В этой комнате я проверю ваш вес, рост, давление, зрение и слух.
Давление у меня оказалось слегка повышенное, так же как и вес. Рост был в порядке. Потом Нэнси посадила меня в полутемную звукоизолированную будку, где я должен был надеть наушники и нажимать кнопку каждый раз, когда слышал звук. Звук был тише, чем мое дыхание, и мне приходилось задерживать его, чтобы что-то услышать. Я сидел в этой будочке, согнувшись в три погибели, и нажимал кнопку. Звук менялся по частоте и звучал то в левом, то в правом ухе.