— Раньше за убийство сородича-мужчины ты мог требовать выкуп. А попробуй-ка тут не то что выкуп потребовать, а просто заикнуться об обиде! Сам убил! Сорок родов вместе с тобой забросали камнями… своими руками… Вот теперь и скажи хоть слово!
Каратай сказал:
— Самое страшное из повеления шариата Кунанбай приберег к концу… Выходит, в законе — простор для уловок и хитрости! И шариат на руку Кунанбаю!
Суюндик был глубоко подавлен.
— Пусть забудется все, что случилось! Молю бога, чтобы дело кончилось этим! — сказал он.
Но Божей на своем веку повидал многое. Он лучше других мог разгадать Кунанбая.
— Кончилось? — горько вздохнул он и добавил: — Бокенши и борсаки, помяните мое слово: не на Кодара вы накинули сегодня петлю. Несчастные, с божьей помощью вы накинули ее на свою собственную шею!..
Эта мысль взволновала всех. И они молча продолжали свой путь.
5
Абай и Жиренше не думали, что им придется сегодня быть свидетелями такого ужасного зрелища. Аксакалы и старейшины старательно держали все в тайне и ни во что не посвящали народ. Никто и не подозревал, что готовится такое дело.
Утром Жиренше привел в аул Кунанбая гончую тигровой масти. Ее появление вызвало целый переполох, все дети высыпали на улицу. Зачинщиком шума был озорник Оспан.
Жиренше с гончей подъезжал к Гостиной юрте. Едва увидев его, Оспан закричал:
— Возьми, возьми его! Куси! Жолдыаяк, Борбасар!
Он всполошил всех желто-пегих овчарок в ауле Кунанбая. Жиренше старался уговорить его:
— Оспан, радость моя! Ты же умник, не делай этого! Перестань!
Но, как видно, лесть не действовала на Оспана.
— Борбасар, айт, айт! — кричал он с громким хохотом и вихрем летел по аулу, натравливая собак на гончую.
Жиренше уже успел подъехать к Гостиной юрте. Он спрыгнул с коня и обнял гончую за шею, стараясь защитить ее. Десяток овчарок, выскочивших из тени юрт, злобно рыча, окружили его тесным кольцом. Жиренше не мог ни зайти в юрту, ни двинуться с места. И чем больше он уговаривал мальчишку, тем громче смеялся тот и тем настойчивее натравливал своих собак.
— Ар-р-р! — поощрял он их, сам кидаясь вперед.
Но старым овчаркам, видимо, надоело науськиванье Оспана и лень было кидаться на беспомощную жертву, — они ограничивались громким рычанием и лаем.
В Большой юрте Улжан услышала поднявшийся шум и повернулась к сидевшему за завтраком Абаю.
— Пойди, Абай-жан, уйми проклятых собак… Этот дуралей опять всех перемутил! — сказала она.
Абай быстро отогнал собак и повел Жиренше в Гостиную юрту. Оспан, обиженный, что его лишили забавного зрелища, тихонько подкрался сзади и ущипнул Жиренше за икру. Тот перепугался, вообразив, что его кусает собака, рванулся в юрту, со всего размаху ударился головой о косяк двери и в один прыжок оказался у переднего места. Оспан залился торжествующим смехом и стал дразнить Жиренше:
— Ой, трус, трус!
Стройная, в большом ошейнике, черномордая гончая, с отливающей, как у тигра, шерстью, очень понравилась Абаю.
— Как ее зовут? — спросил он у Жиренше.
— Желкуйин.
— И кличка хорошая!
— Кличка по ней: настоящий вихрь, зайца в один миг сшибает.
Жиренше любил повторять эту похвалу, сказанную известным охотником, жившим с ним в одном ауле. И это окончательно покорило Абая, любовавшегося гончей.
— Поедем поохотимся на зайцев!
— Что же, поедем… Лошадь у тебя есть? Я и сам ехал на охоту…
Пока седлали буланого четырехлетка Абая, друзья успели зайти в юрту и напиться кумысу. Вскочив на коней, они направились на запад, к невысоким холмам, носившим название Кзылшокы.
Там с азартом неистовых охотников они погнались за зайцем. Тот долго спасался от них, выдерживая расстояние, и только после трех-четырех перевалов Желкуйин удалось нагнать и схватить его. Больше зайцев им не попадалось. В поисках дичи они добрались до самого крайнего выступа Кзылшокы, примыкавшего к Чингису.
Тут им встретился верховой. Это был один из посыльных Майбасара — Жумагул. Он посоветовал Жиренше:
— Ехали бы вы лучше на Карашокы. Там сегодня судят Кодара, весь народ туда съезжается.
Жиренше насторожился:
— А где Кодар? Где его сноха?
— За ними поехали жигиты, привезут обоих. Сбор в ауле Жексена. — И Жумагул, хлестнув коня, помчался дальше.
Жиренше предложил Абаю:
— Поедем поглядим!.. Ну, едем, едем! — И он увлек за собой мальчика, не дав ему опомниться.