Кишкене-мулла, видя, что они не столько горюют о царе, сколько допытываются, кто и как мог его убить, решил воспользоваться случаем для приличествующего наставления.
— Шариат учит чтить владыку, управляющего тобой и твоим народом, какую бы веру он ни исповедовал, — начал он. — В мечетях поминальный намаз совершили — значит, и мы, мусульмане, в сильном горе. Поистине достойно печали такое событие! Ни в одной книге я не читал, чтобы простой народ убивал своего царя… Близится конец мира, наступают последние времена!..
Абай, погруженный в свои мысли, услыхал только конец наставления. Он усмехнулся и встал с места.
— Там, где великое насилие, там и великая ненависть, Кишкене-мулла, — сказал он. — Откуда вы, сидя здесь, можете знать, какая обида или месть подняли эту руку?
И он направился к юрте, позвав с собой Баймагамбета.
— Баке, — приказал он ему по дороге, — завтра поедешь в город с письмом. Разузнай там все подробно.
Утром Баймагамбет уехал и вернулся через три дня. Вместе с полным коржуном книг он привез Абаю ответ Михайлова и газету «Областные ведомости», издаваемую канцелярией семипалатинского «жандарала».
Михайлов писал кратко, сообщая о случившемся по официальным данным. Первого марта, когда царь возвращался с прогулки, в него была брошена бомба. Доставленный в Зимний дворец, он вскоре умер от тяжелой раны. Покушение было подготовлено заранее, некоторые из его организаторов схвачены. Михайлов писал и о том, что в Семипалатинске губернатор собрал гарнизон и служащих всех городских канцелярий на панихиду по умершем царе, затем привел к присяге новому царю Александру Третьему всех, начиная с солдат и должностных лиц. В конце письма Евгений Петрович сообщал, что сам он уволен со службы секретным распоряжением. «Вот какие чудеса творятся на свете, Ибрагим Кунанбаевич, — заканчивал он. — Вряд ли вы удовольствуетесь рассказами вашего Баймагамбета. Как ни хороша жизнь в Акшокы, вам не мешало бы все-таки приехать в город и разузнать обо всем самому!» «Областные ведомости» сообщали не больше, чем написал Михайлов. Абая удивила сдержанность газеты — обычно по поводу менее значительных событий она не знала меры ругани и угрозам. Что же произошло?.. То ли власти нос об камень разбили, то ли просто растерялись, будто их по глазам камчой стегнули?..
На следующий же день Абай отправился с Баймагамбетом в Семипалатинск. Дул свежий встречный ветерок, земля уже подсохла, степная дорога установилась, выровняв грязные ухабы. Молодая весенняя зелень, еще не тронутая ни изнурительным зноем, ни пылью, была ярка и свежа. Низкорослая полынь, ранние тюльпаны, тобылга, только что раскрывшая почки, покрывали все холмы от Акшокы до Семипалатинска, каждое озерко, каждая лужица были опоясаны зеленым мягким шелком трав.
Баймагамбет любил быструю езду и на случай поездок берег тройку саврасых, откормив их и выездив к весне. От самого дома он гнал их крупной рысью, ровный бег их не утомлял, а подбадривал путников, колеса дробно стучали по каменистой дороге. Подгоняя коней длинным кнутом, Баймагамбет продолжал прерванный приездом Асылбая пересказ, чтобы Абай, как обычно выслушав его, поправил в наиболее важных местах. Абай слушал, поражаясь его памяти.
Баймагамбет передавал содержание романа «Черный век и Марта». Героями этого романа, полного запутанных событий, были замечательный жигит Дик, исповедующий религию, преследуемую властями, его единоверец батыр Красная Борода — храбрый великан с чистым сердцем, коварная доносчица инквизиции и, наконец, ее соперница и достойный противник — смелая и упорная девушка Марта, стремившаяся освободить Дика. В романе подробно рассказывалось о кровавом лейденском суде инквизиции, которым руководило озлобленное духовенство, преследовавшее Дика и Красную Бороду. Человечность и благородство героев противопоставлялись безжалостности и жестокости духовных отцов, которые во имя бога и веры проливали кровь и подвергали адским мукам множество людей. Была здесь и чистая молодая любовь с ее высокими стремлениями, ясная и светлая, как лунный луч, отражаемый тихими водами, и коварное сердце соперницы-предательницы, подобное глубокой темнице, беспощадное и несправедливое.
Пересказывая роман, Баймагамбет ясно выражал свое отношение к его действующим лицам: каждому из них он давал справедливую характеристику, оценивая их поступки, ум и воспитание. Всю сложную интригу романа он передавал без запинки, ничего не путая и не забывая, как будто сам прочитал книгу несколько раз.
Прежние его пересказы казахских сказок, «Тысячи и одной ночи», «Бахтижар», персидских «Сорока попугаев» казались ему теперь давно пройденным уроком, и к ним он возвращался редко. Передавая слышанное от Абая и никому еще не известное, он как бы внушал слушателям: «Если хочешь понять, кто такой Баймагамбет, — суди вот по этому…» Из восточных сказок он рассказывал теперь лишь о Рустеме, Жамшиде, о Шаркен, о трех слепых и Сеидбаттале, из казахских легенд — Едил и Жаик, Жупар-Коррыга и Ер-Тостек; любимые и незабываемые, они жили в душе Баймагамбета, каждую из них он рассказывал от сумерек до чая, подававшегося перед сном. К ним он прибавил несколько романов, услышанных от Абая. Больше всего он сам любил один, который называл «Петр Пелекей». За ним шли «Дубровский» и «Сохатый», потом «Валентин Луи, или Чистое сердце», «Ягуар», «Хромой француз» и, наконец, «Черный век и Марта».