Сам Абай отлично видел, что решение его кажется братьям тяжелым, но и виду не подал, что заметил это. Он снова заговорил с прежней твердостью:
— Решение я вынес, это одно. Теперь нужно, чтобы скот действительно попал в руки этих несчастных. Я ведь вижу, что сейчас вы только прикидываетесь, будто согласны с моим решением, а кончится съезд, вы хвост на спину загнете и начнете отвиливать. Так вот, чтоб этого не случилось, — сдайте старикам присужденные мной тридцать голов тут же, в течение трех дней. Все вы волостные, у вас полно шабарманов, отправьте их сейчас же, при мне, куда следует, за конями. На сдачу я приду сам — через три дня — и только тогда скажу, что дело кончено. Все вам понятно?
— Поняли, поняли… — через силу сказали волостные, будто Абай вытянул эти слова у них изо рта. Абай встал, закурил папиросу и ушел вместе со стариками.
Через три дня кони-пятилетки были пригнаны. Даркембай и Дандибай приняли все тридцать голов в присутствии Абая. Старики были вне себя от радости!
— Это больше всякого возмещения за потраву и угон! Даже больше калыма! Целый кун, что за убийство платят!
— Разве жатаки получали когда-нибудь столько? И мечтать о таком возмещении не смели!.. Родной наш Абай, да будет он счастлив!
Но тут же у них зародилось сомнение. Первым заговорил осторожный и осмотрительный Дандибай. Часто моргая своими маленькими глазками и посмеиваясь, он обратился к Абаю:
— Коней-то ты отдать заставил, Абай-жан, а вот как бы они обратно к волостным не убежали?.. У меня на душе новая тревога… Моя напуганная голова думает — не догнать нам коней до места… Путь длинный, степь безлюдная, два старика такое богатство гонят — долго ли его отнять, а потом свалить все на воров?
Даркембай был сильнее и смелее друга и готов был рисковать:
— Э, брось, Дандибай! Чего робеть? Кругом люди живут, найдем попутчиков и погоним скот!
Но Абай и сам думал, как бы вернее доставить табун к жатакам и обрадовать бедный люд. Он подозвал Баймагамбета.
— Поедешь с этими стариками. Отгоните коней до нашего аула в Байкошкаре, отдохните там денька два. Передай мой салем Айгерим: пусть получше примет и угостит этих аксакалов. И пусть даст тебе револьвер — он в сундуке. Потом подбери себе хорошего коня и помоги им доставить табун в целости в Ералы… Ну, старики, передайте поклон вашему народу! Отправляйтесь с богом! — напутствовал он своих седых друзей.
Дандибай как будто чуял, что замышляет Такежан: как раз в это время тот вызвал к себе двух известных всему Ералы конокрадов — Серикбая и Турсуна. Высокие, мускулистые, крепкие, как бревна, оба они были под стать друг другу — неукротимые и дерзкие, отчаянные воры. Такежан не только покрывал их дела, но порой и сам подсказывал им, кого ограбить. Он же выделил им землю для зимовки неподалеку от Ералы. Оба были у него в руках, как на длинном аркане.
Когда Даркембай и Дандибай двинулись со своим большим табуном, он указал на них Турсуну и, поощрительно ругнувшись, приказал:
— Нужно отомстить проклятым жатакам. Смотрите, собаки, обделаете дело не чисто — отступлюсь от вас. На первой краже попадетесь!
Турсун был готов действовать хоть сейчас же.
— Только развяжи мне руки — в гроб загоню отца этих жатаков!..
Серикбай, наоборот, предложил не торопиться: один раз эти же старики чуть его не поймали. Расчетливый и хитрый, он успокоил Такежана: зимой, в буран, все будет сделано — скот исчезнет, будто его вьюгой в небо унесло. Такежан одобрил его предложение.
Теперь, когда жалоба жатаков была удовлетворена, Абай мог уехать, других дел у него на съезде не было. Но он решил остаться на несколько дней, чтобы послушать тяжебные споры. В эти дни начался разбор одной из самых больших и запутанных тяжеб, то дело называлось «тяжбой девицы Салихи» и тянулось между племенами Керей и Сыбан с прошлого года, все обрастая взаимными обидами.
Салиха, девушка из племени Керей, была засватана в племя Сыбан. В прошлом году жених ее умер. Калым за нее был уже полностью выплачен, приданое и новая юрта невесты тоже были готовы, и племя Сыбан решило взять ее за старшего брата умершего жениха — шестидесятилетнего старика, имевшего двух жен. Но Салиха оказалась упорной и мужественной: она написала письмо и устно, через своих близких, обратилась к старейшинам Керея: «Не роняйте своей чести, сородичи. Я до сих пор покорно выполняла вашу волю. Не губите мою юность, ведь я же твоя дочь, племя мое, благословенный Керей! Не отдавайте меня третьей женой человеку, который старше моего отца!»