Абай помолчал и, понизив голос, заговорил более мягко и душевно:
— Скажи мне еще об одном, милая девушка. Это уже не тайна, об этом все знают… Родня твоего жениха говорит: «Она сама и не отказалась бы, если бы ее не подговорил один из жигитов-кереев. Девушка стала упрямиться, только сойдясь с ним. Кереи вдвойне повинны перед нашими предками: и калым забрали, и девичью честь нарушили». Так говорят они. А что скажешь ты? Когда сошлась ты с этим жигитом — до того, как отказала Сабатару, или после?
Девушка и на этот вопрос ответила тотчас же, хотя стыд волной прошел по ее лицу — оно сперва сильно побледнело, а потом мгновенно вспыхнуло. Подвески серег сильно задрожали.
— Пусть это будет моей правдой, как вера моя, Абай-мирза… Когда сыбанцы ответили, что никого, кроме старика, мне не назовут в женихи, я решила уйти с кем угодно, лишь бы спасти свою голову… Тогда-то и появился этот жигит… А раньше — никто из кереев, никто из живущих на белом свете ко мне и подойти не смел! Когда был жив нареченный жених, я считала Сыбан желанным домом! — горячо сказала она и, приложив к глазам вышитый платок, заплакала. Потом, подняв на Абая покрасневшие от слез горькой обиды глаза, она стала ждать новых вопросов.
— Я все спросил, — сказал Абай, не спуская с нее взгляда.
Лицо ее опять изменилось. Казалось, она была удивлена, что разговор закончился так быстро — не так бывало с ее сородичами. В вопросах Абая она почувствовала жалость к себе, и это придало ей решимости. Печально и почти гневно сдвинув брови, она заговорила:
— Никто меня не подговаривал. Горькая, ядовитая мысль явилась сама. Я стала думать: «Неужели мне стать третьей женой костлявого старика Сабатара?..» Думы были так мучительны, что я перестала чувствовать себя живой, повисла где-то между жизнью и смертью… Хотите знать правду души моей? Каждый день я гляжу в темные воды Балкыбека, как у себя в ауле глядела в воды Баканаса… Гляжу и думаю, что на дне их найдется место для моего тела… Пусть лучше речные волны ласкают его, чем старый Сабатар… Вот моя правда.
Вдруг побледнев, Абай в сильном волнении поднял голову. Салиха встала и направилась к двери, а он сидел как застывший, погруженный в свои мысли, лишь молча кивнув ей головой. Глазам его ясно представилось, как эта статная и высокая девушка тонет в реке. Тихие темные воды расступились с жалобным всплеском, и юное тело опускается на дно… Тонкие брови, сведенные в последний миг, так и застыли… Маленькие руки сами протягиваются к смерти… Мысли и видения теснились в душе Абая, и размеренные слова сами сложились в строки:
Ербол, Кокпай и Шаке удивились, что девушка ушла так скоро. Войдя в юрту, Ербол с упреком обратился к Абаю:
— Что же ты так быстро ее отпустил? Точно она в канцелярию начальника заходила…
— Хоть бы пообедать оставили! — присоединился Шаке.
— Не нужно. Пусть идет, — ответил Абай и, придвинув бумагу, начал записывать строки, звучавшие в нем. Он не хотел объяснять друзьям, почему он не задержал девушку. Если бы он долго разговаривал с ней, сыбанцы, цепляющиеся за любой повод, сочли бы это склонностью к кереям. Могли бы и утверждать, что Абай учил ее, как отвечать на вопросы начальства.
Следствие продолжалось еще три дня. Жиренше и Уразбай, взяв с собой каждый по пяти человек, поехали в кочевья Сыбана и Керея, расположенные недалеко от Балкыбека. Они вернулись с подробными сведениями.
Настал день вынесения бийского приговора. Убытки, потери и взаимные претензии сторон были выяснены, запутанный узел этой сложной тяжбы находился в руках Абая, но и до сих пор никто не знал, к какому решению он пришел.
Абай велел собраться к юртам начальства всем кереям и сыбанам, имеющим отношение к тяжбе. Старшины и шабарманы поскакали по всему Балкыбеку с громкими криками:
— Тяжба девушки Салихи! Спор Керея с Сыбаном! Сегодня разбор дела! Сегодня будет решение!
К невысокому холмику начал собираться народ. Пришли и начальники в кителях с блестящими пуговицами, сопровождаемые своими толмачами, стражниками и урядниками, и стали отдельной кучкой. Сборище имело торжественный вид.
Когда Абай пошел к холмику, Жиренше и Уразбай задержали его и отвели в сторону. Заговорил Жиренше:
— Абай, в твоих руках оба конца вожжей. Наступил час испытания и для наших родов, и для тебя. А ты даже нам с Уразбаем не сказал, какое вынесешь решение, таишь в себе. Мы просим — поделись с нами. Кто у тебя виновный, кто победитель?