Выбрать главу

Акыны, повторяя: «Хош{35}! Хош!» и ведя подаренных коней в поводу, тронулись в путь.

Довольный и обрадованный, Абай обхватил грузное тело матери, прижался к ней и стал осыпать поцелуями ее щеки, глаза и губы.

В вихре

1

В этом году аулы Кунанбая закончили стрижку овец раньше обычного. Никогда Кунанбай не двигался с осеннего пастбища до первого снега, а тут он вдруг начал откочевку на зимовья в начале октября. Никто из старейшин остальных родов не был извещен об этом, хотя все они были в близком родстве с аулом Кунанбая.

Суюндик недоумевал. Приехав погостить к Божею, он спросил его:

— Ну, разобрался ты в новых затеях своего сородича? Что это ему нынче не сидится на месте?

Суюндик и Божей были в юрте не одни. С ними сидел большеносый и узкобородый Тусип, первый после Божея человек в роде Жигитек. Он в раздумье сказал:

— Никогда раньше Кунанбай так не делал… Кормов ему не хватило, что ли?

Божей взглянул на него и рассмеялся. Суюндик посмотрел на него подозрительно — не скрывает ли тот чего-нибудь? — и вздохнул:

— О господи! Да разве может ему не хватить кормов? Никакому стаду не вытоптать его пастбищ… Тут что-то другое… Скот у него только начал поправляться, а он в такую рань снялся на зимовку, — на каких же кормах он продержит стадо до весны? Ведь и овец-то он остриг так рано только для того, чтобы сняться…

Он задумался, потом прямо обратился к Божею:

— Может быть, ты знаешь что-нибудь? Тогда поделись с нами!

— А ты думаешь, Кунанбай советовался со мной?

— Хоть бы и не советовался… Ты один умеешь проникать в его тайны. Скажи, что ты думаешь? Я ломал-ломал голову…

— Если бы Кунанбай заторопился весной, — начал Божей, — я бы понял, что он хочет захватить пастбища уаков… Если бы это было летом, — значит, у него разгорелись глаза на земли кереев. Но зимовья все кругом — тобыктинские, до чужих далеко… Как бы он на своих не набросился… Ведь кинулся же беркут Тнея на своего хозяина!..{36}

Божей, видимо, предчувствовал неладное, и слова его еще больше взволновали Суюндика. Он глубоко задумался: кому теперь ждать нового несчастья, о котором говорит Божей? Ведь все кругом так спокойно…

— Ой, дорогой мой! — опять вздохнул он. — Кажется, Кунанбай и без того обкорнал нас всех… Глумился, сколько хотел: род Жуантаяк выгнал; у Анет взял, что только можно было; обобрал и Кокше. Чего ему еще не хватает? Тридцать кочевок с севера на юг все принадлежат ему. Здесь — его весеннее пастбище, тут — летнее, там — осеннее… И зимовий тоже, слава богу, достаточно!

Пастбищами род Иргизбай богаче рода Жигитек. Это удручает Тусипа не меньше, чем остальные дела его рода, и, слушая Суюндика, он представил себе все эти богатые пастбища и тяжело вздохнул.

Одно его урочище от другого не дальше ягнячьего перегона, — продолжал Суюндик.

— Чего ему надо? — заговорил Тусип. — У него и луга с богатой зеленью, и водоемы с цветущими берегами, и многоводные ручьи, и широкие озера…

— У других на жайляу возле одного ручейка по нескольку родов жмутся, а у него, глядишь, для каждого аула не одна хорошая речка! — поддержал Суюндик.

— И всем этим завладел он в такое короткое время!

— Ну, что еще у него на уме?

— Вот именно: что у него на уме?

Божей слушал их молча. Внезапно он повернулся к говорившим и язвительно сказал, махнув рукой:

— Э, если бы вы имели право решать вдвоем, тогда бы и говорить стоило! А что толку от ваших жалоб?

Некоторое время он сидел молча, уставившись на Тусипа.

— Беспомощных всегда угнетают думы. Но бесплодными мечтами сыт не будешь. Какая польза в разговорах, если ты бессилен? — добавил он, хмуря брови.

Тусип знал, что эти же думы давно грызут сердце самого Божея. Могила Кенгирбая, их предка, находится на урочище Ши{37}; богатые кочевья двух колен рода Жигитек расположены совсем близко от этого урочища. Наступил день, когда Кунанбай занял и их под свое зимовье. Это было тяжелым ударом для Божея, и он решил насмерть схватиться с Кунанбаем, но Кунанбай поспешно вызвал к себе Тусипа и сумел поколебать его. Вернувшись, Тусип стал отговаривать Божея от ссоры. Самое выгодное время, самый удобный повод для выступления против Кунанбая были упущены.

Старую обиду Божею пришлось затаить глубоко в душе. Отомстить он был бессилен. Однако, чуть только речь заходила о Кунанбае, он не скрывал своего возмущения и подбивал Тусипа на ссору с ним. «Говорили мы с Кунанбаем достаточно. Теперь пора действовать. Если ты храбр, вооружись мужеством. Если нет, продолжай свое — покоряйся», — повторял он. То же твердил он и Суюндику. В свои тайные замыслы он посвящал и Байдалы, которого считал надежнейшей опорой рода Жигитек.