В этой песне прощания были новые светлые думы, в ней было свое печальное изящество, доселе незнакомое слушателям. И слова ее были свежими, иными, не похожими на те, что произносились в поминальных плачах обычно.
Эти слова сложил Дармен, а волнующий грустью протяжный напев родился в сердце самой Айгерим. И эта вдохновенная песнь, которую без слез, чистым и ясным своим голосом пела Айгерим у могилы Абая перед лицом его родного народа, была не просто причитанием об ушедшем, одним из тех, что во множестве посвящались ему ежедневно. В ней дар поэтического слова слился со стихией прекрасной музыки. Соединившись вместе, сородичи сердца воздвигали поэту бессмертный памятник искусства.
То, что произносила сейчас Айгерим, никто еще и никогда не говорил об Абае. Устами его верной супруги сын народа Дармен обращался к Абаю от имени всего народа.
«Чем дорог народу Абай, за что его чтут люди? Его словами плакали обездоленные, горемычные матери. Его мыслями вооружались доблестные мужи. Его голосом молодежь говорила с будущим, отрекаясь от зла прошедшего, устремляясь к светлой надежде грядущего. Потому-то — не умер Абай!
Подумайте, можно ли сказать о нем: его больше нет? Может ли умереть, бесследно исчезнуть тот, кто оставил после себя бессмертное слово? «Великий человек, обращавший взоры свои в золотую высь, никогда не умрет, — говорил ты, Абай-ага. Пока будет жива на земле хоть единственная душа, дочь или сын народа твоего, в нем будешь жить и ты! — Впереди, у небесной черты, забрезжил рассвет», — говорил ты. — Значит, в нем разгорается и твой свет, в нем будешь и ты! Нет, народ благодарный твой смерти тебя не отдаст!
Когда с жалобным криком на Жидебае ты появился, чтобы жить, мать твоя Улжан под защиту тебя взяла. Это одна твоя мать — мир праху ее!
Сегодня приемлет, как сына, тебя другая бессмертная мать. Отчизна в далекую, светлую жизнь, в бессмертье тебя уведет. Есть дух, над которым смерть не властна. Такая душа у тебя!»
Так пела Айгерим у свежей могилы Абая, утверждая неувядаемую, вечную жизнь его в народе.
Чудесный голос скорбной певицы возводил прекрасный купол над гробом поэта. Песня трепетала, как белоснежные крылья лебедя, парящего в бездонной синеве неба, сверкающего золотом солнечных лучей. Не взмахи ли крыльев благородной птицы веют над склоненными головами людей? Не ее ли прощальная песнь раздается в сердцах плачущих? Тот, в чью душу вошла эта вдохновенная красота, сохранит ее в памяти на всю жизнь.
Так, в скорбный час расставания была спета последняя песня Айгерим. Вместе с этой песней навсегда замерли звуки прекрасного голоса, некогда опьянявшего Абая.
Печальная душа высокого искусства Айгерим угасла у могилы Абая, вместе с ним отошла в небытие. Если, по собственным словам ее, вместе с Абаем ушла из ее объятий любовь, то вместе с ним угасла в ее сердце искра песенного дара. Серебряный чудный голос певицы навеки замолк у нее в груди. Больше она никогда не пела. Потрясенный и бледный Дармен не сводил глаз с могилы Абая. Рядом с ним плакал сын Даркембая, взрослый юноша Рахим, а за ним теснились Усен, Мурат и Шакет, некогда желанные маленькие гости Абая.
И, чувствуя на себе их горячее дыхание, Дармен давал ушедшему пламенный обет: «Как золотой клад, буду беречь оставленные вами ростки будущего, отец… Драгоценные ваши семена». Он ни на минуту не забывал о последнем вдохновенном слове Абая, в тоске вопрошавшего безмолвное небо о судьбе рассеянных им по свету зерен грядущего… Теперь Дармен понял, что это было самой глубокой и важной тайной всей жизни Абая… Слушая Айгерим, Дармен мысленно искал ответа на страстную мольбу поэта.
«Нет, не погибнет твое семя, высокочтимый отец! Твоя жизнь не пройдет бесследно. Пусть сейчас еще нет широкошумной рощи, осеняющей цветущие луга, но по всей беспредельной шири степей рассеяны и взойдут твои семена, взрастут во множестве в невиданном доселе цветении. Они будут расти ввысь, укрепляясь с годами… Ради этого всю свою жизнь до самой смерти клянусь я беречь и лелеять драгоценные твои слова… Я оправдаю заботу твою, дорогой отец!»
Так в песне-плаче верной своей подруги Абай вступил в бессмертие. Песня Айгерим и произнесенные ее устами слова Дармена стали началом нового искусства, возникшего после Абая. Потому-то в этой песне и совершилось его второе рождение.
И как бы для того, чтобы засвидетельствовать это, к его могиле стекались все новые и новые люди из многочисленных кочевых караванов. Удрученные своей печалью, погруженные в свои мысли, Айгерим, Дармен и юные друзья Абая — семипалатинские школьники не заметили, как росла толпа у них за спиной.
Отцы и матери — бессмертный народ — принимали новое рождение Абая.
КОММЕНТАРИИ
Стр. 35. «У белого верблюда брюхо распоролось!» — народное выражение, свидетельствующее о наступлении радостного момента.
Стр. 37. Елюбасы — зажиточные и влиятельные люди, выбранные аульным сходом по одному на пятьдесят семейств и выбиравшие, в свою очередь, на волостном сборе нового управителя, а также биев (судей).
Чингисская волость состояла из двенадцати административных аулов — По «Временному положению» 1868 года, введенному царским правительством для управления Казахской степью, — волссть делилась но признаку общности территории кочевки на аулы, объединявшие от восьмидесяти до ста хозяйств. Во главе административного аула стоял аульный старшина, назначаемый волостным управителем.
Стр. 39. Курук — шест с петлей для поимки коней.
Стр. 42. Абыз — мудрец.
Стр. 43. Их проводили в Большом ауле Куканбая… — По обычаю, Большой аул — то есть значительную долю скота и имущества — наследовал младший сын.
Стр. 47. Видно, этот Шонка хочет стать онка! — Здесь обыгрываются слова Шонка (имя отца Кунту) и онка. Онка — игральная бабка, вставшая после удара битой неправильно — основанием кверху.
Стр. 49. Порядком ты заставил нас ждать, дорогой Кунту! — Здесь обыгрывается имя нового волостного. Кунту — буквально означает: взойди, солнце!
Стр. 51. Это был Арип, молодой акын из племени Сыбан. — Арип Танрибергенов (1856–1924) — известный казахский поэт.
Стр. 55. Тулпар — легендарный крылатый конь.
Стр. 68. Кияспай — упр-ямец.
Стр. 142. Борбасар — волкодав. Корер — зоркий.
Стр. 144. «Кок-шолак» — «серый-куцый» — так в казахских сказках зовется волк.
Стр. 160. Кимешек — головной убор замужней женщины, большой белый платок с вырезом для лица.
Стр. 167. Каргибау — подарок родителей жениха родителям невесты в день первого сговора.
Стр. 173. Тостик (правильнее: «Ер тостик») — герой казахской сказки, попавший в подземное царство и нашедший там после долгих приключений красавицу невесту.
Средний Жуз — распространенное деление всех казахов на три части (Жуза) — старший, средний и младший. В данном случае речь идет о казахах, населявших юг нынешней Семипалатинской области.
Стр. 176. Куянг — ревматизм.
Стр. 196. Ари-айдай бойдай-талай! — Обычный припев казахских песен.
Стр. 198. «Белый козленок» — творог со сливками.
Стр. 203. Сыбага — угощение, припасенное для особо уважаемых лиц.
Стр. 204. Недаром говорится, что друг, который задумал с тобой расстаться, попросит у тебя заднюю луку седла. — Иными словами, такой друг потребует невыполнимого.
Стр. 206. Коже — суп из пшена пли из толченой пшеницы, подбеленный молоком, — пища бедняков. Толкан — поджаренные зерна пшеницы, истолченные в порошок.
Стр. 207. Глядите, вон и матушке ходят! — так казахи называли русских женщин, искаженно выговаривая слово «матушка».
Стр. 212…это они про Жетису говорят. — Жетпсу — буквально: «Семь рек», то есть Семиречье.
Стр. 213. Архар — горный баран.