Уж точно не тронутого монаха!
— Если вопросов нет — можете быть свободны.
Мы откланялись.
— Что у нас, Йуруши-тян? — не успели выйти в коридор, как монах открыл пасть.
— Задание.
— Какое же?…
— «Пустяковое».
— Разворачивай свиток, не медли! — он приобнял меня, заинтересованно глядя через плечо на пергамент.
— Убери руки.
— Нам надо улучшать отношения!
— Руки.
— Но… — Карп, не успев договорить, полетел на прогиб, — Ух-х-х! Сильная!
— И где же Хоккори-сенсей был не прав? — ухмыльнулся Норайо, шедший сзади.
— Он никогда не ошибается! — Рэн резким движением поднялся, потирая ушиб на спине.
— Наладить отношения — это приказ, а не просьба, — Журавль вынул руки из содэ кимоно, оставив ткань свободно висеть, и деловито почесал щетину, — Хотя бы вид сделайте… хотя бы при нём, — Нора скрылся за поворотом.
— Что делать, если этот уродец меня раздражает?… — пробубнила я.
— Эй! Я всё слышу, между прочим!
— Так и надо.
Норайо стал моим покровителем, когда я с Ичиро пришла в стены проповедников. Он не посмеивался мне в спину, как остальные, а действительно пытался обучить тому, что знал сам. Нора стал мне названным отцом… он, наверное, единственный, кто понимает меня, толком ничего не зная… Понимает.
Несмотря на то, что я уже давно ношу титул кётая, наши с Журавлём занятия не прекращаются, каждую неделю мы собираемся, изучая мастерство изготовления ядов. Они, говоря откровенно, получаются у меня лучше всего, по словам Норайо: «Ты, видать, думаешь, что готовишь их Рэну!», — не лукавит. Только у меня возникает мысль, что удивить новым рецептом он уже не сможет, как Нора, с долей азарта, вынимает из закромов очередной свиток.
«Готовить смерть — искусство», — говорит Журавль.
Мой любимый яд — «Яшмовая роса». Для его приготовления нужно время и материалы высшего сорта. Сначала зелёный чай крепко запаривается, затем — выливается в бамбуковый сосуд, наглухо закрывается и закапываться под верандой дома. Спустя месяц получаем жидкую кашицу тёмного цвета, которую можно планомерно подмешивать надоедливым монахам в еду, чтобы под конец весны отдать их тело гробовщикам. Чудеса!
Наблюдая за тем, с каким старанием Норайо счищает тонкие волоски со стеблей бамбука, аккуратно упаковывает их в бумагу, и прячет на полку, мне вспоминается семья… Странное чувство, но в последний раз я видела подобную отдачу делу когда брат с отцом лепили глиняные чашки на заказ. Выживали мы на гончарстве, пока оба не пошли воевать. Мать хотела продолжить дело, да вот получалось что-то невразумительное…
— …«Получалось бы лучше, не закопай вы её под старой криптомерией».
Мы?
Я не могла…
— Заткнись!
— Всё в порядке, Йуруши? — обеспокоенный голос Норы.
— Вполне…
— Я, наверное, утомил тебя своим рассказом.
— Отвлеклась просто… извини.
— В общем! С ликориса выходят отличные яды, не зря его кличут «Цветком Смерти».
— Мгм.
— Да не переживай ты так! — он хлопнул себя по коленке, — Задание с Рэном не пытка, а малышу Ичиро давно пора прогуляться!
— Давно пора..
— Если пацан не будет выходить из комнаты — нормальный мужик с него не вырастет! Не бойся своего сына, а то сбоку это выглядит так, словно ты завела зверька и не понимаешь, что с ним делать.
— Я не знаю как с детьми обращаться, не умею… любить их.
— Любовь не навык, Йуруши.
— У тебя нет детей, Норайо. Как ты можешь судить?
— Мои дети сейчас выполняют задания, полируют мечи, чистят доспехи и тренируются в додзё! Борцам Сенши я ближе отца.
Он прав.
— Ладно, я попытаюсь.
— Больше задора! — он, поднявшись, улыбнулся во все тридцать два и вольготно закинул руки за голову, — Пойду-ка попридираюсь к мелочам… А тебе удачи на задании! — Журавль скрылся за сёдзи.
Комната Норайо полна интересностей: на стене висели запасные соломенные шляпы, рядом — пергаменты с корявыми, но упорными попытками в живопись и каллиграфию; на полочках с бутылками от саке ютились реагенты для ядов… как он их не путает? Столик украшала ваза с одиноко смотрящим на письменные принадлежности пионом, я не удержалась и вынула цветок, срез — идеален.
А мои покои… Пустоваты.
Так. Ладно. Задание.
«Говорящие идолы», — первые слова в свитке. История из той же деревни, откуда к нам прибыл Согия. Крестьяне жалуются, что тамошний идол бога войны Хатимана начал говорить, выпрашивая подношения в виде саке, за непослушание «божество» насылает различные бедствия — топчет поля и мочится на припасы продовольствия… Бредятина. «Хатиман» один раз действовал, и то во благо — за подношение он утихомирил буйного пьяницу Хоу И, не дающего спокойной жизни деревенским.