— То, что он не прогонял тебя метлой, ещё не значит, что вы были лучшими друзьями, — спокойно объяснил хозяин.
— Да ты хоть знаешь кого, с кем и куда я!?
— Не хочу знать.
— Чудовище Яюй поразил, — китаец принялся демонстративно загибать пальцы, — Разрубил на части Длинного Змея на озере Дунтин; поймал Дикого вепря в Роще шелковиц; поразил стрелой Тайфен на озере Зелёного холма!..
— Ладно, — грубо подытожила я, — Пока мы лично не увидим идола, ничего толком утверждать не сможем. Пошли, Рэн, Ичиро… Стоп. А где Ичиро?…
С улицы послышался собачий лай, а после громкое: «ХЕЙ-Й-ЙА!», — голосом малого. Мигом оказавшись снаружи увидели Ичиро, держащего окровавленный боккен, рядом — дёргающееся тело дворняги.
Мальчик повернулся к нам лицом.
Тамаши.
— На меня напали… — проронил он, вытягивая руку со следом от укуса, — Я отбился! — смахнул кровь к снегу.
— Демон! — крикнул хозяин харчевни, бросившись к животному, — Это же моя собака! Что ты наделал?…
— Убил… я убил её! — ликовал Ичиро.
— А вот и нет! — весело заключил Рэн, приложив руку к ноздрям шавки, — Дышит маленькая!
— Извинись, — процедила, — Извинись перед хозяином.
— Я сильнее её! — торжественно подняв боккен над головой, продолжал он, — Сильнее!
Да как ты…
— … — я молча схватила малого за кисть, да так, что тот выронил деревянный меч и пискнул от боли, — Слышал меня!?
— Успокойся, — вмешался Карп, — Мальчик всего лишь защищался.
— Извинись, сказала! — бросила Ичиро к ногам владельца.
— Йуруши!..
— Не кричите! Мама любит меня, как умеет!
Остановился, растерянно, с опаской и надрывом смотрит на меня, а затем бросается к ногам хозяина:
— Простите! Простите, господин, прошу! — дёргает того за штанину, — Извините, я не хотел!..
«Любит»…
«Как умеет».
Внутри что-то сжалось.
Сердце наполнилось не то злобой, не то стыдом…
Я не заслуживаю такого сына, как Ичиро.
Не я должна была носить этого парня под сердцем, а какая-то достойная женщина… Любящая, ответственная, с чистой душой… Не я.
— «Никчёмная. Отвратительная мать».
— Заткнись!
— Ты это кому, Йуруши? — удивлённо спросил Рэн, — Голосам в голове?
— Тебе бы тоже помолчать.
— Не буду их перебивать, — он спокойно уставился на лесную тропу, — Прямо не терпится потолковать с «говорящим идолом».. — окинув взглядом меня и Ичиро, держащих молчание, Карп добавил: — Чего вы такие кислые? Собачку жалко?…
— А вам не жалко, дядя Рэн?
— Умри она, может за чистоту кармы бы побеспокоился… А так — зачем печалится?
— Вот кому-кому, а не тебе о чистоте кармы думать, — отрезала я.
— Что-то не так?
— Да дурак ты просто…
— ?…
— Столько от тебя слышно о карме, обете и другой чепухе, а на деле что? Ты отказываешься от того, чего хочешь. Нельзя прийти к просветлению, находясь в постоянном вожделении.
— … — монах лишь удивлённо смотрел.
— Твоё «просветление» и рисинки не стоит… Постоянно себя ограничиваешь — то ему нельзя, это ему нельзя. «Отказаться» не значит запрещать себе желаемое, а, скорее, напрочь прекратить чувствовать влечение.
— Когда ты у нас стала знающейся по буддизму?
— Я так думаю.
— …Вполне в твоём стиле.
— Это ещё не говоря о том, скольких ты убил по приказу господина.
— Хм, — Карп сначала помрачнел, а потом его губы скривились в лучистой усмешке, — Надеюсь, стану хоть сосновой шишкой на берегу моря! Куда моей грязной душонке к Небожителям..
— Дядя Рэн не унывает! — вслед за кётаем улыбнулся и малой, — Тоже так хочу.
— Несмотря на всё, — продолжила я, — Всегда остаётся шанс очистить карму… Понятное дело, у такого как ты ничего не получится, но всё-таки…
— Ого! А кто-то у нас покраснел!
— Где? — Ичиро уставился на меня.
Отвернулась.
— Я тебя услышал, — хитро заключил Карп.
— О! Мама, дядя Рэн, это и есть говорящий идол? — Ичиро подбежал к старому истукану, покрытому инеем и сколами от старости, — Страшный!
— Хм, — Рэн заинтересовано обогнул Хатимана взглядом, и приложил ухо к его рту, — Говорящий!
— Чего?
Я повторила за Карпом.
— Убей… меня… — скрипучий шёпот, — Убей…
— Занимательно, — он встал в боевую позу и набрал полные лёгкие воздуха, — Коль просите! — кулак полетел вперёд — голова Хатимана покатилась по снегу, — Фу-у-ух…
— И силищи у вас!
— Не умолкает, — подобрав отбитую деревяшку, заключил монах.
— Предмет же одухотворённый, — вмешалась я, — Может надо отдать его «тело» стихии и душа отойдёт следом?