– Правильно делаешь. Я бы тоже не смотрела.
– Вот и сошлись.
– ... – Аматэра нерешительно бросила взгляд в сторону, а потом, собравшись с мыслями, сказала: – Насчёт помощи... С одеждой...
* * *
– Как она там? – улыбнувшись, Хюн отпил чаю.
– Ну... Жива.
– Не сказать что здорова, правда? Ха-ха!
– Да, совсем истощённая... Сколько ей осталось?
– До конца веков протянет карга! – Хранитель уловил мой взгляд, – Кхм. Недельку, может, две. Я тебе скажу! А сейчас... – отложив сервиз, библиотекарь потянулся за письменными принадлежностями.
– Опять работать?
– Да.
– В твоём: “Да”, – мало счастья.
– Ну, работа есть работа!
– Давай отдохнём.
– Извини, Согия-чан, мне некогда.
– Посмотри на свои свитки, – я ткнул пальцем в развернутый пергамент на столе, – Честно сказать – это читать невозможно.
– ?... – он удивлённо округлил глаза.
– Эти иероглифы разберёте, разве что, лишь вы с Рёко.
– Кому-то другому и не надо... – Хюн обижено надул губы.
– Вдруг я захочу почитать?
– У тебя, извиняй, разрешения на это нет.
– Ищешь оправдания, – я деловито сложил руки в вороты кимоно и поднялся, намереваясь уходить.
– Ладно... – замолчал парень.
– Что?
– Ты понял.
– Не-а.
– Издеваешься. Хорошо.. можешь ли ты меня научить?
– Допустим, могу, – хитро улыбнувшись, кинул взгляд в его сторону, – Но не здесь.
– Почему?
– Свежий воздух вдохновляет на каллиграфию, а запах пыли и старого пергамента – нет.
– ... – инициатива впервые не у Хранителя Мудрости, он, понятное дело, обескуражен, – Ладно, давай. Сколько бумаги взять?
– Нам бумага не потребуется, – я вынул несколько чистых, приготовленных заранее, вееров, – Будем расписывать их.
– Как скажешь, – Хюн поднялся.
– Ещё это пригодится, – я, ловко проведя рукой по столу, спрятал письменные принадлежности во внутренний карман кимоно, – Теперь точно пойдём.
* * *
– Что будем писать?
– Ты когда-нибудь слагал хокку? – вслушиваясь в пение соловья, спросил я.
– Затрудняюсь вспомнить...
– Значит, нет, – подытожил, разложив условный “каллиграфический стол” перед садом камней, – Хокку – искусство описать момент.
– Мгм.
– Стих трёхстрочный, остальные особенности тебе знать не обязательно, попробуй сначала что-то очень простое.
– Ну...
– Что ты видишь? – указывая взглядом на сад, спросил я.
– Юме, сэкитэй...
– Не хватает чего-то одного.
– Птицы поют! – наивно выкрикнул он.
– Верно, рядом гнездо.
– И что мне с этим делать?...
– Слагай стих.
– ... – прокашлявшись, библиотекарь начал: – Соловей на ветви дремлет. С тишиной, над камнями...
– ...Шепчет листьями мечта, – уловив заминку, закончил я, – Неплохо, как для первого раза. Бери кисть.
Придерживая ворот кимоно, Хюн, едва дрожащими руками, начал выводить иероглифы на чистом веере. Его неумение красиво писать и неуверенность в себе наложились друг на друга, выдавая на бумаге корявые символы, понятные только ему самому. Если ты не знаешь задуманного текста стиха, то мало что здесь разбёрешь.
– Попробуем вместе, – положив свою ладонь на его, помог вывести следующую строку.
– Уже лучше!
– А ты сомневался?
– Ни разу!
– Давай последнюю я сам.
“Соловей на ветви дремлет,
С тишиной, над камнями.
Шепчет листьями мечта.”
– ... – Хюн заворожено поднял результат, несколько раз взмахнув, чтобы чернила быстрее высохли, – Так плавно...
– М?
– Один почерк перетекает в другой. Это выглядит красивее самого стиха!
– Может быть, – улыбнулся, – Ты уделяешь внимание скорости и нисколечки технике. Разве Рёко тебя не учил?
– Может учил, но я не помню. Да и когда у тебя столько писанины, не смотришь на “технику”.
– Если бы Рёко тебя учил... – запнулся, понял, что буду звучать грубо, – По другому было бы, в общем.
– Может, ещё один стих?
– Дерзай, – сложив руки в закрытой позе, поддержал я, – Теперь полностью сам.
Хюн посидел с задуманным видом несколько минут, а затем вновь прикоснулся кистью к вееру:
“Птица тронула ветвь,