На том и сошлись.
Увидев валящий со стороны конюшен дым, я приказал уходить на своих двоих – притаиться в лесу, а когда облава закончится собраться в развалинах на юге от чащи. Там мы обсудим что делать дальше.
* * *
Я знал к чему всё идёт: знал, что замок Сенши будет разрушен; знал, что остатки клана достанутся мне.
И ждал.
Держался в сторонке и исполнял приказы, пока история не сделает всё сама.
Старик понял давно, его мой нейтралитет полностью устроил, парень, кажется, всё-таки догадался, но только сейчас.
Не чувствую ни радости ни грусти.
Случилось то, что должно было, то, чего я ждал.
Пожалел бы старика, но ему, чтобы сам Ёсюин не говорил, оставалось недолго.
Парень... Не справился. Может к годам шестидесяти он бы поумнел, но так...
Время учит смирению.
Не стоит жалеть о том, кем человек мог стать, не стоит жалеть о том, кем он был.
Он есть, и только сейчас.
* * *
Как и было оговорено, мы собрались у заброшенной хижины на окраине леса. Я окинул взглядом остатки борцов: здоровые и хромые, старые и молодые – здесь собрались те, кто ещё верит в возрождение клана Сенши и те, кто верит лично в меня.
Со временем все они станут идти за моей фигурой.
Ну а пока...
На их лицах отчаяние: они утратили всё – остались без господина. Согласно уставам кодекса, мы должны были дружно совершить цуйфуку – умереть вслед за владыкой; уверен, многие в замке Сенши так и закончили, но среди сбежавших со мной нет людей живущих честью – такие мне и нужны.
Люди, верные идее, желающие жить, и не чтущие догматы общества – те, кто станут командирами, идеологами, и свитой новой идеи.
А честь...
К демонам честь.
Да и хвалённой самурайской доблести в обществе давно нет. Сколько бы я всматривался в прожитые годы – мало в них того, что чтут воины в “Бусидо”.
В своеобразном лагере стоит тихий, пожёванный отчаянием, шум.
Остаётся дать им надежду, смысл продолжать жить.
– Я хочу вам кое-что показать.
– ?... – самураи молча повернули головы.
Под лёгкое мерцание костра я вынул из-под доспеха яшмовую подвеску, обнажил висящий на поясе меч и положил на пенёк зеркало. Все заинтересованно подошли, разглядывая артефакты, старшие воины изумлённо округлили глаза:
– Хоккори.. ты...
– Откуда?...
Перед нами лежали три священные сокровища Императора Поднебесной: Зеркало Мафуцу, Меч Кусанаги и Ясакани-но Магатама – во время великой битвы при Данноурэ бабушка юного императора выбросила их в воду, дабы регалии не достались победителю морского сражения; кто же знал, что их вынесет на берег вместе со мной...
– Только того и ждал, чтобы наш клан пал, и ты мог заявить о своей "божественной" власти... – сказал один из борцов, Рюу, с явным пренебрежением.
– Ты помнишь, что я сказал Ёритомо?
Его напор поутих.
– Это чувство изъедает, Хоккори! Думаешь, нам льстит доля ронина?
– Ты мог остаться с господином Мунэори до конца. Тем более, кто тебе сказал, что вас ждёт доля ронинов.
– ... – Рюу недовольно сжал кулаки и топнул ногой, притихнув.
– Этого, – обвожу руками регалии, – не видел даже господин. Вы доверились мне, покидая замок, и я ответил тем же. Вместе мы начнём новую страницу в истории дома Сенши.
– Эти глупости можешь внушать молодым! – снова воскликнул бунтарь, – История знает таких как ты – рвущихся к власти, а следом утопающих в утехах!
Этот парень, Рюу Кё, не был в моём отряде, он слишком слаб для воина высшего ранга, но язык у него длинный, сеющий раздор; кроме Рюу решились сбежать лишь мои личные приближённые и новички, то бишь те, кто не стал бы сомневаться.
– Ты поведёшь Сенши в бездну!
– Откуда тебе, разгильдяю коих поискать нужно, знать? – подал голос второй самурай – Киёмори. Прослуживший дому Сенши пять десятков лет. По совместительству – самый доверенный из моих людей, – Мы множество раз шли бок-о-бок с Хоккори-самой на встречу смерти, пока ты осушал запасы саке в ближайшем кабаке. И ты смеешь упрекать господина?
Он преклонил колено, и склонил голову, произнося традиционную клятву верности:
– Я никогда не буду хуже других на Пути Воина. Я буду всегда служить своему господину. Я буду всегда почитать своих предков. Я буду служить людям с состраданием и ради их блага.
За ним повторили и другие.
Наконец, сдался последний – Рюу. Такие как он чаще всего безвольны, не способны решить ничего сами, а если загнать их в угол, как сейчас, начинают обвинять и метаться.