* * *
Только почувствовал, что могу стоять на ногах – началось.
Демоны рвутся наружу, грызя плоть и вымогая кровавой жертвы. Кто я, чтобы им перечить. Удар за ударом – на руках не остаётся кожи, каждый выпад пробивает кулаки до кости.
– ГРХА-А-А!
Набрасываюсь на куклу – бью локтями, руками, вгрызаюсь зубами; поднимаюсь – топчу ногами.
– Сука! Сука! Сука!
Не могу терпеть воспоминаний!
Хватаю за голову – и об стену! Об стену Йошихиро! Об стену отца! Об стену Тэгами! Об стену Рёко! Об стену Кена!
Выбегаю во двор – об дерево!
Не остается ничего, только кучка осколков.
И кровь, много крови.
Падаю.
Тело изнурено, разум – разорван. Лежу на земле, глотая запах крови, смешанной с пылью. Сердце бешено стучит, а голова кажется расплавленным куском железа.
До завтра.
* * *
"Завтра" хуже чем "вчера".
На боль уже всё равно, меня изнутри разрывает двоякое чувство, словно человек и зверь не могут разобраться: кто главнее. Каждое следующее чучело было безобразнее предыдущего.
– Бей! Бей Бей! – стук барабанов, – Не оставь и мокрого места! Не оставь! Не оставь! Не оставь!
В такт бою тайко, наношу град ударов и не получаю ни одного в ответ. Кукла попасть не может. Неуловим. С размаху наношу последний – она отклоняется и прилетает мне в лоб.
– Сука!
Ярость охватывает вихрем. Противостоять не в силах.
– Да! Да! ДА!
Мир идёт рябью. Всё, что осталось – танец; кровь, отлетающая с костяшек кожа, обрубки мышц, солёный пот.
Тело – оружие.
Оно больше не принадлежит мне.
* * *
Во время срыва я серьёзно поранил ногу.
В стопу впился добротный кусок дерева, и я, в порыве злости, вогнал его глубже, вместо того, чтобы избавиться. Последствия стали видны уже на следующий день – нога опухла. Я мог использовать лечебные травы Хюна, но эта ноющая, воспалённая боль успокаивала, не давая срываться.
Теперь, вместо самоистязания, я лежал на полу в болевом припадке, ухватившись за синюю стопу. Никогда бы не подумал, что это может быть настолько спокойным занятием.
Иногда выхожу на улицу.
Это утро не исключение.
Смотрю на скалистую гору позади дома. Один вид громадной каменюки словно насмехается надо мной; гора всё это время наблюдала за срывами, за тем, как я кулаками втаптываю чучело в грязь... И ухмылялась.
"Как ты смеешь!?", – подумалось сразу.
Поковылял к уступу – начал взбираться вверх. Кто дал ей власть смотреть на меня из-за облаков, смеяться над слабостью и ничтожеством?...
Гора излучала пренебрежение – я должен её покорить!
Иначе никак.
Срываюсь, падаю – спиной на камни.
– А-А-А! – громогласный клич, – Не возьмёшь!
Солнце слепит глаза. Чувствую, как руки потеют, а ноги – тяжелеют; терни царапают лицо с ладонями; ветер начинает нарастать, проникая под одежду, вызывая дрожь в теле. Каждый участок подъема требует всё больше усилий, а камни под ногами – хитрые и коварные – то и дело пытаются ускользнуть.
Грудь стискивает давление тревоги, на лице выступают холодные капли пота. Я почти не могу дышать, и каждый вздох напоминает о моем враге – горе. Жар солнца вызывает головокружение. Я нахожу небольшую тень от скалы и останавливаюсь отдохнуть, прислонившись к уступу. И слышу гору – она продолжает смеяться надо мной, подталкивать вниз, говоря, что я никогда не смогу покорить её.
Ложь!
О каждом следующем шаге даже думать было трудно. Склоны горы становились круче, а нога напоминала о своей муке. Прорываться сквозь заросли кустарника и виться между огромными камнями, поднимаясь всё выше – невыносимое испытание.
Ощущая, что грозит срыв, я вглядываюсь в небеса. Их пустота и бескрайность казались злой иронией. Куда я смел взобраться, кем себя возомнил?
Подъём становился всё медленнее, но я продолжал, проклиная глупую гордыню и неумение прощать себе слабость. Временами я едва ли не падал с ног от усталости, но что-то заставляло меня продолжать.
Последний шаг... Вот оно!
Увидев вершину, захлебнулся от восхищения, вся Поднебесная в моих руках: горы, реки, домики – всё на ладони. Тяжесть из ноги ушла.
– ГХРА-А-А! – разлетаются птицы – насмешек больше нет.
* * *
Руки потяжелели.
На них живого места нет. Страшно смотреть, что там под повязками. Дабы отмыть разбрызганную повсюду кровь нужно потратить годы, не меньше. Представить сложно, откуда в моем теле столько жидкости, больше того – столько ненасытности.