На реке плеснула рыба, и где-то далеко в лесных кущах заухал филин.
За спиной послышался шорох. Василий оглянулся. Вовка выбрался из палатки и уселся рядом с ним на ствол поваленного дерева.
- Ты чего не спишь?
- Не хочу, - ответил сын.
- А мама спит?
- Спит. А ты зачем тут сидишь один?
- На звезды смотрю.
- Зачем?
- Просто так. Ты не замерз?
- Нет. А зачем ты просто так смотришь на эти звезды?
"Вот любопытный мальчишка, - подумал Василий, не зная, что сказать. - Все ему знать надо. Зачем да почему".
- Наверное, потому, что звезды красивые, - ответил за отца Вовка. - Они разные и красивые. Они разноцветные.
- Да, они красивые, - согласился Василий. - А еще их очень много.
- Много, - кивнул Вовка, глядя на небо. - А ещё они таинственные.
- И сказочные, - добавил Василий. - Ты же знаешь сказки про звёзды.
- Знаю. Звездные войны, например.
- Ну, это не совсем сказка. Это фантастика.
- Сказки, это тоже фантастика. И все это небо над нами тоже фантастика. Иллюзия искаженной реальности, как в кривом зеркале комнаты смеха.
- Как ты сказал? - Василий покосился на сына, удивленный странной фразой произнесенной шестилетним мальчишкой.
- Мы видим не то, что на самом деле, - ответил Вовка.
- Это как? Ты где это услышал?
- Нигде я не слышал. Знаю и все.
- Интересно. А что ты еще знаешь?
- Не скажу. Это тайна.
- Тайна? Даже для родного папы?
- У каждого из нас есть своя тайна, - серьезно произнес Вовка, и в больших темных глазах его отразились звезды. - У каждого своя тайна. Но далеко не каждый об этом знает.
- А ты знаешь свою тайну?
- Не до конца, - ответил Вовка. - Я её вижу, как отдельные обрывки большой картины. Но когда-нибудь я увижу ее всю целиком.
- И что же ты видишь? - поинтересовался Василий.
- А ты никому не расскажешь?
- Никому.
- Поклянись.
- Зачем? Ты мне не веришь? Не веришь своему родному отцу?
- Я верю. Но все равно поклянись, что никому не скажешь. Пусть это будет наша с тобой тайна. Хорошо?
- Я клянусь, что не скажу никому, - серьезно произнес Василий.
- Чем поклянешься?
- Всей своей жизнью, - не задумываясь, ответил Василий.
- Серьезная клятва, - кивнул Вовка.
- Очень серьезная. Рассказывай свою тайну.
- Хорошо, - прошептал Вовка и оглянулся, будто опасался, что его подслушают.
Над котловиной клубились свинцовые тучи. Они не выплывали из-за дальних скал. Их как бы исторгало сверху само небо. Тучи медленно опускались, растекаясь к горизонту. Потемнело вокруг. В лицо плеснул холодный ветер, унося вдаль картину воспоминаний прошлых лет и накрывая её пеленой мелкого дождя. Жестокая реальность вновь ударила по глазам пустыми черными глазницами черепа космического гостя. А гостя ли? Может быть, он и не гость здесь, а один из хозяев, что правят этим миром уже многие тысячи лет?
Василий склонился над мертвецом, цепляясь взглядом за каждую мелочь на его доспехах. Где тут у него может что храниться? Искать на инопланетном облачении какое-то подобие карманов, более чем глупо. Скорее всего, какими-нибудь кнопочками, что-нибудь здесь открывается. И где они эти кнопочки? Может где внутри, что таится? Жаль, не догадался у Степана топор забрать. Тогда можно было попытаться разворотить эти доспехи и внутрь забраться. Кощунственно, конечно. А что делать? Но, скорее всего тут топор бы не помог. Затупился бы топор. Что же делать-то?
Василий наклонился и попытался ногтями, отодрать от груди инопланетного гостя пластинчатый панцирь. Куда там! Доспехи казались монолитными. Лишь в местах сочленений на изгибах виднелись тонкие стыки.
- Как же он надевал их на себя, - пробормотал Василий. - Может на спине разгадка? Надо бы его перевернуть.
Он подхватил мертвеца под левый бок и начал приподнимать. Внутри доспехов неприятно захрустело. Откинутая в сторону правая рука инопланетянина, не желая сгибаться, уперлась в землю и помешала Василию совершить задуманное. Его пальцы скользнули по гладкому панцирю, и доспехи вновь вернулись в исходное положение.
- Черт! - Василий вытер пот со лба. - Чертова рука. Чертова... Так, так.
Он заметил, что ладонь этой самой чертовой руки, облаченная в массивную защитную перчатку, сжата в кулак в отличие от раскрытой левой ладони.