чувствовал, что надвигаются величайшие события, и его энергичная, деятельная натура борца не могла смириться с жизнью в каменном гробу, в кандалах. На огороде он сблизился с грузином Вано. У них возник отчаянно смелый план побега. И вдруг надзиратель Коробка заходит в камеру, вызывает Михаила, ведет его в канцелярию.
— «На вечное поселение в Сибирь», — раздраженно читает Колчепко новое решение правительства. — Вырвался живой, твое счастье, — зло добавил он.
«Знаете, я до сих пор как-то не верю, что скоро буду на свободе, — писал Михаил в последнем письме с каторги. — Ведь больше 7 лет провел в неволе и как-то совсем разучился представлять себя на воле. Это мне кажется чем-то невозможным. Я страшно рад, что к моменту освобождения не превратился в развалину. Правда, временами хвораю и даже сильно... Одно меня удручает— это глаза. Болят уже более 4-х лет... Сейчас все время ощущаю в себе прилив энергии...
Итак, скоро буду в Сибири. Там, по всей вероятности, ждать долго не буду... Не можете ли позондировать... не могу ли я рассчитывать на поддержку... в случае отъезда из Сибири. Нужен будет паспорт и некоторая сумма денег...
Ах, боже мой! Знаете, у меня есть старуха-мать, которая ждет не дождется меня, есть брат и 3 сестры, которые мое предстоящее освобождение тоже связывают с целым рядом проектов, а я... А я, кажется, всех их обману...»
На вечное поселение
В апреле 1914 года Михаил Фрунзе был уже в Красноярске. Правда, он все еще сидел в пересыльной тюрьме, но близость часа освобождения радовала, бодрила его. Далеко позади остались каторжные тюрьмы, тяжелые кандалы. В голове возникали самые невероятные планы. Это ничего, что он еще в тюрьме. Скоро выйдет на поселение. В ссылке он не задержится. К чорту вечное поселение, вечную ссылку! Это не для него. Обжиться только, осмотреться, а там — ищи ветра в поле! Россия велика.
Но опять проходят недели, месяцы, а он все еще в тюрьме. И тюрьма плотнее наполняется заключенными ссыльными. В камерах ни встать, ни лечь. Люди лежат на нарах, под нарами. Стоят вдоль стен и сидят на корточках. В августе 1914 года в Красноярской пересыльной тюрьме скопилось более восьмисот человек, ожидавших назначения на места ссылки. Все уже давно отбыли сроки тюремного заключения. Предчувствуя свободу, но не имея ее, заключенные начинают возмущаться, требовать. Ведь каждый лишний день, проведенный в тюрьме, отнят у жизни. Но тюремное начальство поворачивается не торопясь. Для некоторых больных заключенных умышленная, нарочитая медлительность — смертельно опасна. Другим она грозит на полгода отдалить свободу.
Михаил узнал, что он попадает в партию ссыльных, отправляемых только в сентябре. В тюрьме начинаются волнения. Заключенные требуют немедленной отправки. Начальство отказывается. После долгих обсуждений и совещаний заключенные выбирают полномочного депутата— Михаила Фрунзе. И здесь, в Красноярской тюрьме, его знали многие заключенные, знали о его твердом характере, несгибаемой воле. Большая группа кавказцев, осужденных на вечную ссылку, особенно горячо настаивала:
— Фрунзе, борись, добивайся скорейшей отправки!
Михаил предъявил тюремной администрации ультиматум — или немедленная отправка на поселение или всеобщая голодовка заключенных!
Власти решили, что это пустая угроза, так как среди заключенных многие тяжело больны, другие изнурены вконец многолетним пребыванием в тюрьмах. Ультиматум отвергнут. Политические заключенные объявили голодовку.
Заключенные действительно ставили на карту свои жизни. Но страстное желание выйти из тюремных стен, тоска по свободе вдохнули в них силы. Фрунзе, как депутата, то и дело вызывали в канцелярию тюрьмы, просили, угрожали, приказывали прекратить голодовку. Он был непоколебим.
— Немедленно назначайте день отправки!
Тогда тюремщики прибегли к своему излюбленному способу борьбы — к провокации. Надзиратели начали «обрабатывать» заключенных поодиночке: одних избивали, других запугивали, третьим обещали разрешить поселиться в городах. Но тюремщикам удалось сбить с толку всего-навсего двенадцать человек. Остальные продолжали голодать. Голодовка расширялась, охватывала всю тюрьму. К политическим присоединилась большая группа •уголовных — 80 человек. Тюремщики этого не ожидали. В Петербург полетели тревожные телеграммы: «Поголовная голодовка. Требуют немедленной отправки места поселения. Что делать? Ускорьте ответ...»
Упорная борьба заключенных окончилась победой. Было получено распоряжение разместить ссыльных в волостях Верхоленского округа, Иркутской области. Голодовка прекратилась.
Фрунзе направили на поселение в село Манзурку, куда он и прибыл в сентябре 1914 года с партией ссыльных. Разутые, раздетые, без денег, шли ссыльные. Приближалась жестокая сибирская зима. Ссыльные избрали Михаила своим старостой. И снова он, забывая о всех своих болезнях, развил невиданную энергию. Добился для ссыльных получения денег, одежды, продуктов.
В Манзурке вокруг Михаила собрался кружок единомышленников. Они организовали коммуну, в которую вошли шесть человек. Жили все вместе в избе местной крестьянки Рогалевой.
Ссылка, как и тюрьма, опасна. Здесь нельзя поддаваться тоске, дурным настроениям, нельзя плесневеть. Михаил это отлично понимал. Он решил организовать столярную мастерскую (в тюрьмах стал специалистом этого дела), но достать рубанки, пилы и другие инструменты в Манзурке было невозможно. И Фрунзе тайно от полиции совершил поездку в Иркутск. Переодетый крестьянином, он ехал четверо суток туда и обратно. Поездка была опасна. Если бы полиция заметила отсутствие Михаила, он опять получил бы каторгу: поездку эту считали бы побегом из места ссылки.
Но Фрунзе вернулся так же незаметно, как и уезжал. Он привез полный набор инструментов, и работа в столярной мастерской закипела. Изготовлялись столы, пчелиные ульи и другие предметы. Зима 1914—1915 года прошла трудно, но в дружной работе.
Летом 1915 года Фрунзе раздобыл ружье и целыми днями пропадал на охоте. Охотничья добыча очень помогала коммуне: с пищей у коммунаров всегда было не* плохо.
С большим трудом, с помощью товарищей, удавалось доставать книги и газеты. Михаил начал заниматься сам, потом организовал кружок по изучению военного дела. На сборах кружка он докладывал о ходе военных действий на фронтах (шел первый год мировой империалистической войны), комментировал военные сводки, поражал слушателей осведомленностью и пониманием военного искусства. В шутку товарищи стали называть его генералом. Фрунзе смущался и говорил, что друзья называли генералом Энгельса, большого знатока военного искусства, а он, Михаил, попросту любитель, считающий, что каждый большевик обязан в той или иной мере знать военное дело. Наряду с военными вопросами Фрунзе нередко развивал перед товарищами планы побега из ссылки, проникновения на фронт, в армию, чтобы там развернуть большевистскую агитацию среди солдат.
Насколько глубоко и по-марксистски серьезно разбирался Фрунзе в политической обстановке, показывает письмо, которое он отправил из ссылки своим друзьям:
«...Россия из этой войны никак не может уйти не побитой. Обратите внимание на заграничные письма Лепина...»
Ни на одну минуту не забывал Фрунзе о партии, всеми силами старался укрепить связи с ней. Волевая, деятельная его натура не могла удовлетвориться только теоретическими рассуждениями. Фрунзе вел работу по организации и объединению политических ссыльных, распыленных по глухим деревням округа. В некоторых деревнях бывал лично, в другие посылал письма.
Манзурка стала политическим центром ссыльнопоселенцев Верхоленского округа. Чтобы повидать Михаила и побеседовать с ним, ссыльные приезжали в Манзурку за сотни верст. Фрунзе был занят по горло. Кроме работы в столярной мастерской, связи с ссыльными и> с «волей», он организовал в Манзурке хор и струнный оркестр. Разучивали революционные песни, танцевали. Сам сочинял песни. Вот одна из них, положенная там же, в ссылке, на музыку: