Выбрать главу

В 5 часов утра 21 января мятежники захватили вагон члена Реввоенсовета армии товарища Линдова.

Прицепив вагон, бронепоезд тронулся в расположение Орлово-Куриловского полка. Линдов, Майоров, Мягги и двое неизвестных красноармейцев на ходу выпрыгнули из вагона. Но спастись им не удалось. Пулеметным огнем с бронепоезда они были расстреляны.

Конечно, далеко не все части 4-й армии находились в таком дезорганизованном состоянии, как Туркестанский и Орлово-Куриловский полки. Героически сражались с врагом полки 25-й Чапаевской дивизии, Пензенский и Ба-лашевский пехотные полки, кавалерийский полк имени Гарибальди. Но и там, в этих лучших частях .и соединениях армии, дисциплина была не на высоте, господствовала партизанщина.

Через десять дней после гибели Линдова и его товарищей, 31 января 1919 года, Михаил Васильевич Фрунзе прибыл в Самару и вступил в командование армией.

В центральном аппарате армии господствовали уныние и растерянность. Михаил Васильевич несколько дней посвятил изучению военной и политической обстановки. Он проверил состав командиров и комиссаров, внес решительные изменения во всю работу армейского штаба. Четкость и деловитость его приказов и распоряжений, умение видеть в работе главное, бодрость и революционный энтузиазм действовали на людей оздоровляюще.

В начале февраля Михаил Васильевич решил поехать на фронт и лично познакомиться с частями своей армии. Старые работники штаба, особенно из «военспецов», знавшие обстановку, отговаривали его от этой поездки, предостерегали, напоминали о недавней гибели Линдова, но Михаил Васильевич не отступил.

— Чорт возьми! — улыбаясь, заявил он. — Я приехал командовать армией, а не заливать штаб слезами.

Без охраны, в сопровождении лишь начальника штаба Федора Федоровича Новицкого и своего адъютанта, Михаил Васильевич выехал в Уральск, только что освобожденный от белоказачьих войск. Ехали в простых крестьянских санях.

На частых остановках Михаил Васильевич подолгу беседовал с местными крестьянами. Опытный собеседник, он умело переводил разговор на нужную ему тему с целью узнать подлинные настроения крестьянских масс. Он не боялся острых вопросов, чаще всего сам ставил их. Крестьяне охотно беседовали с Фрунзе, рассказывали ему о своих нуждах; между прочим, приходилось слышать, что «есть и красные, которые балуют». Сообщали о конкретных случаях «баловства».

По прибытии в Уральск Михаил Васильевич немедленно собрал в штаб 22-й дивизии весь командный состав этого соединения для того, чтобы ознакомиться с обстановкой. Командиры сидели хмурые, неразговорчивые. Многие смотрели исподлобья, а некоторые просто вызывающе. Дело в том, что по чьей-то злой воле еще в Самаре был пущен слух: «Фрунзе — царский генерал, он заведет порядки, как в царской армии».

Слух этот подхватили «услужливые люди» в Уральске. Кое-кто рассчитывал таким образом скомпрометировать Михаила Васильевича.

На следующий день после совещания в штабе Фрунзе приказал вывести части гарнизона на парад. Он хотел видеть войска. Парад прошел в напряженной обстановке. Строго, без панибратства, Фрунзе осаживал анархиствующих командиров, делал замечания. Парад показал, что в дивизии вообще не существует никакой дисциплины. Один из комбригов, например, не дождавшись начала парада, распустил свою бригаду, хотя Фрунзе прибыл на парад точно в назначенное время. Вечером, на гарнизонном собрании командного состава, Михаил Васильевич со всей необходимой суровостью отчитывал командиров. Отметив недостатки, он указал и меры их ликвидации.

Прошла ночь. Утром конный ординарец доставил Фрунзе пакет с надписью: «Срочно. Секретно». В пакете оказалась записка следующего содержания:

«Командарму 4. Предлагаю вам прибыть в 6 часов вечера на собрание командиров и комиссаров для объяснения по поводу ваших выговоров нам за парад.

Комбриг Плясунков».

Вызов Плясункова Фрунзе оставил без ответа.

В 3 часа дня вновь прискакал ординарец из бригады Плясункова и вручил пакет с требованием:

«Командарму 4. Предлагаем дать немедленный ответ, будете ли вы на собрании или нет».

Командир дивизии настаивал, чтобы Михаил Васильевич не ходил на собрание.

— Пусть перебесятся, — говорил он. — Настроение в бригаде скверное, такое, что можно голову сложить.

В 6 часов вечера, отказавшись от охраны, Михаил Васильевич со своим адъютантом отправился в бригаду.

Прошли какой-то двор, где стояло много саней и оседланных лошадей. Поднялись на второй этаж. Две большие смежные комнаты переполнены командирами. Оттуда доносятся страшный шум, ругань. Освещение скудное. Накурено. При появлении Фрунзе все смолкли, но никто не встал. Михаил Васильевич поздоровался и сел на скамью.

— Ну, в чем дело, товарищи? — спросил он, обращаясь к собравшимся.

М. В. Фрунзе на смотре войск. 1919 г.

ки

Никто не ответил. Где-то, в дальнем углу, послышался шепот: Наконец, кто-то поднялся и в резком, повышенном тоне заговорил:

— Мы вот здесь воюем, а тут приезжают к нам, заслуженным командирам, объявляют выговоры, учат маршировать, устраивают генеральские парады...

В полутьме не было видно лица говорившего. Когда он сел, выступил другой, затем третий. Атмосфера накалялась, забушевала партизанская вольница. Кто-то крикнул:

— Мало мы вас учили... Забыли Липдова? Долой царских генералов!

Михаил Васильевич спокойно выслушал все угрозы по своему адресу. Когда наиболее отчаянные, горячась, потрясали в воздухе нагайками, он только усмехался. Дав всем высказаться, он встал и, отчеканивая каждое слово, громко произнес:

— Прежде всего заявляю вам, что я здесь не командующий армией. Командующий армией на таком собрании присутствовать не может и не должен. Я здесь — член Коммунистической партии. И вот от имени той партии, которая послала меня работать в армию, я подтверждаю вновь все свои замечания по поводу отмеченных мною недостатков в частях, командирами и комиссарами которых вы являетесь и ответственность за которые, следовательно, вы несете перед Республикой.

После небольшой паузы Михаил Васильевич, обведя взглядом собравшихся и чуть приподняв брови, продолжал:

— Ваши угрозы не испугали меня. Я — большевик. Царский суд дважды посылал меня на смерть, но не сумел заставить отказаться от моих убеждений. Здесь говорили, что я генерал. Да, генерал, но от царской каторги, от революции. Я безоружен и нахожусь здесь только со своим адъютантом. Я — в ваших руках. Вы можете сделать со мной все, что хотите. Но я твердо заявляю вам по поводу сегодняшнего вызова меня сюда как командующего, что в случае повторения подобных явлений буду карать самым беспощадным образом, вплоть до расстрела. Нарушая дисциплину, вы разрушаете армию. Советская власть этого не допустит.

Михаил Васильевич замолчал. Ошарашенные высказанной прямо в глаза правдой, молчали командиры.

— Имеете еще что-нибудь сказать мне? — спросил Фрунзе.

В комнате — тихо...

Михаил Васильевич поднялся.

— До свидания, товарищи! — сказал он и пошел к выходу.

Командиры встали и вытянулись во фронт. Некоторые побежали к дверям, услужливо распахнули их.

Когда Фрунзе и адъютант садились на коней, командиры выбежали во двор — проводить командующего.

На другой день, вечером, Фрунзе выехал на фронт. Предстояло наступление в районе деревни Шапово.- Бой уже начался, когда Михаил Васильевич приказал подать лошадей и сказал, что поедет к передовым наступающим частям. Командир бригады и штабные работники долго убеждали его отложить эту поездку. «Командарм не имеет права рисковать собой», — говорили они.

— Там, где красноармейцы, должен быть и я,—заявил Михаил Васильевич. — На фронте бывают такие моменты, когда нужно, даже очень нужно, чтобы бойцы видели командующего, знали, что командарм не в тылу, а рядом с ними, под огнем. Вы говорите, бой незначительный, но на фронте незначительных боев не бывает. Сейчас каждая деревня, ставшая советской, — удар по контрреволюции.