– Тем, что Дейкстра непредсказуем до такой степени, что он сам не может предугадать, куда его занесет, например. – Горрен пожал плечами, посмотрел через плечо на Берта и снова повернулся к окну. – Он уже избавился от многих людей, обеспечивших ему победу. О нет, они на свободе, живы и вполне благополучны, но их нет рядом с Дейкстра на его Олимпе.
– Может, это было их решение, – пробормотал Берт, покосился на чашку с кофе: допить его или к черту.
Горрен хмыкнул.
– Как поживает твой восхитительно бывший тесть? – спросил он.
Берт повернул голову в его сторону.
– Почему мне кажется, что ты снова знаешь куда больше, чем простые смертные, которые лишь слегка интересуются личной жизнью своих подчиненных? – мрачно спросил он.
Горрен вздохнул. Пожал плечами. Сложил на груди руки. Берт готов был поклясться – на его лице было написано крупными буквами: «я увлеченно и совершенно, с неподдельной искренностью созерцаю окрестности». Интересно, как много времени ушло у Горрена на репетиции, пока его физиономия не соответствовала желаемому результату? На кой бы хрен ему притворяться сейчас, когда, кроме него, и выражения-то никто не видит — Горрен стоял спиной к Берту, тот смотрел куда угодно, но не на окно, увидеть его отражения не мог. Но душа артистическая — потемки, и современное общество исключительно толерантно: каждый развлекается, как хочет, главное, чтобы других не подвергал опасности.
– Я не знаю, о восхитительный скептик, – после долгой паузы сообщил он. – Я предполагаю. Думается мне, что папенька Румер упрямо не хочет расставаться с восхитительными ощущениями, которыми его обеспечивала служба.
– Какими именно? – механически спросил Берт, все-таки взяв чашку.
– Собственной значимости. Могущества. Главное, правда — не смотреть при этом вверх, чтобы не оказаться пронзенным этой коварной стрелой — собственной незначительностью. Возможностью приказывать и требовать. Ах, да много ли еще чем. Твой бывший тестюшка — обычный тиранчик, я так полагаю, неспособный занять себя вне какой-то структуры.
– Ты упрямо возвращаешься к нему, – нахмурился Берт. – Чем вызвано такое неравнодушие с твоей стороны?
– Удобный пример для аналогии. Ты знаешь его достаточно, чтобы провести параллели с иными ситуациями.
Берт задумался. Больше по привычке, и даже нахмурился, имитируя интенсивную мозговую работу. После долгих ленивых раздумий спросил:
– А с нашим разговором он как связан?
– Структуре, взрастившей его, оказалось очень непросто избавиться от него, когда она перестала в нем нуждаться. Правда, европейское общество слишком терпимо к бесполезным кадрам. Они, эти перестарки там, очень не хотят подвинуться и уступить место чему-то новому, прикрываясь странными теориями об опыте, проверенности и прочей дряни. Здесь народ попроще будет. А наш блистательно посредственный новый глава — в особенности.
Берт саркастично хмыкнул.
– Да-да, знаю. Звучит странно. – Горрен пожал плечами, отошел от окна, прошелся по комнате, останавливаясь у голографий. – Но признай, когда мы говорим об изобретательности, утонченности, нестандартных решениях, мы в последнюю очередь готовы привести в пример Дейкстра.
– С нестандартными решениями вообще сложно, – согласился Берт.
– О да, – тяжело вздохнув, подтвердил Горрен.
Берт покосился на него; он словно расслышал в этом вздохе: «Именно поэтому меня и ценят так высоко, именно поэтому я и остался на плаву. Но именно поэтому со мной и предпочитают не иметь дел на постоянной основе». В скромности Горрену Дагу не откажешь.
Сев напротив Берта, с утомленным видом откинувшись назад, сцепив руки в замок и положив их на ноги, Горрен продолжил:
– С нестандартными решениями следовало бы обратиться к Тессе Вёйдерс, к примеру. Она была восхитительна. Дерзка и изобретательна.
– И куда это ее привело?
– Как? – драматично округлил глаза Горрен. – В другой мегакорп, разумеется.
Берт мрачно посмотрел на него. В чем этому хамелеону не отказать, так это в осведомленности — ничего не попишешь – или догадливости. И разумеется, он упоенно следил за тонкостями мегаэкономических баталий, тем более это было увлекательное действо для людей, хотя бы немного посвященных в этот мир.
Что бы ни говорили эксперты, особенно из мирных, как бы они ни подсчитывали прибыли всех сторон, военные действия прибыльны только для избранных. В большинстве своем стороны здорово просчитываются, завязав — или позволив втянуть себя — в очередную войну. Что можно было проследить на примере «Эмни-», «Бито-» и пары других «Терр». Азиатские концерны отказались от попыток создать свои анклавы на территории Африки куда раньше, сообразив, что ситуация развивается совсем не так, как хотелось, и начали искать возможность подползти к будущему главе с повинной; американские — те исправно поставляли вооружение и закрывали глаза на участие собственных частных армий, до тех пор пока им исправно платили. Австралийские мегакорпы были поупрямей, спохватились, когда было совсем поздно. Дейкстра, придя к власти, первым делом объявил кое-какие их филиалы вне закона и парой актов национализировал все их имущество. Дело было сделано настолько тихо, что его и в австралийских-то СМИ не заметили, а уж они были способны устраивать грандиознейшие кампании в поддержку родных людей. Но Горрен не был бы собой, если бы не знал: Берт спросил у него и получил вместо ответа увлекательнейший рассказ о том, как за добрых восемь месяцев до инаугурации начались переговоры, как они обставлялись так, чтобы ни одна сволочь не заподозрила, о чем именно там переговаривают, как даже в правлениях о них знали двое-трое людей, не больше. Что переговоры велись одновременно с Дюмушелем и командой Дейкстра; Лиоско в известность никто не ставил, ибо «марионетка», по словам самих переговорщиков. Как настроения могли радикально измениться буквально в течение суток: в зависимости от каких-то незначительных обстоятельств представители австралийской стороны мигрировали от каменной самоуверенности до трусоватой почтительности. Как возрастали ставки: за время переговоров — они закончились через две недели после выборов, тогда же и были подписаны все протоколы, сами соглашения были утверждены Дейкстра в первые десять дней после инаугурации – сумма компенсации выросла в двадцать с небольшим раз.
– Она, кстати, выплачена уже на три восьмых, мой милый друг, – довольно щурился Горрен. – И обрати внимание, никто не пошел по миру. Ах, я боюсь предполагать глубину карманов у тех проказников. А ведь они уже готовы участвовать в конкурсах на разработку месторождений, дорогой Берт. Но это между нами.
У Берта даже рот приоткрылся от удивления.
– И им позволят?!
– А кто им запретит, – пожал плечами Горрен.
– Они… устроили эту заварушку, – Берт неопределенно помахал рукой. – Посылали людей, обмундирование, все такое… людей там убивали, рабочие лагеря на месторождениях… и им позволили участвовать в тендерах?
Горрен скорбно прикрыл глаза.
– Мой дорогой Берт, чем ты слушал? Я же сказал: было заключено соглашение. Ужасно, бесчеловечно, вопреки законам благородства и здравого смысла, но лигейский бюджет был пополнен значительно. Австралийские компании были достаточно разумны, чтобы не втягиваться в тот цирк всей своей тушей — ее из болота не вытащить. А пару-тройку щупалец ампутировать — они могут себе это позволить, все-таки не «Эмни-Терра», целиком ввязавшаяся в войну.
Берта заинтересовало скромное обстоятельство: переговоры проводились в обстановке полнейшей секретности, о них не разнюхали даже австралийские СМИ, которые, правду сказать, функционировали по совершенно иным законам, чем местные — демократия и прочие сотрясания воздуха, народ имеет право знать и так далее, доступ если не ко всем, то к большинству правительственных тайн; протоколы, очевидно, тоже циркулировали между совсем небольшим количеством людей, чтобы максимально оградить их от оглашения. Это все наверняка происходило на безопасном удалении от обеих столиц, опять же во имя секретности, все по той же причине. Откуда Горрен знал об этом?