И вместо ответа — тонкая, змеиная улыбка, многозначительно приподнятые брови и взгляд, самодовольно переведенный на ногти.
– Нифига себе, – с искренним уважением сказал Берт.
Горрен подмигнул ему и продолжил изучать ногти. «Пилочку бы еще достал, стервец», – мелькнуло в голове у Берта.
– Но как? – с любопытством спросил Берт.
– Дорогой мой, – сложив руки домиком — не очень свойственный ему жест, смотревшийся как-то неорганично, словно Горрен передразнивал кого-то — чинно начал он. – Осмелюсь заметить, что переговоры подобного рода не принесли бы популярности ни одной из участвующих в них сторон. Официантам и тем, наверное. И напрямую предлагать другой стороне: а давай-ка мы обсудим, как выкрутиться из этой жопы с минимальными потерями, – сам понимаешь, за такие вещи могут и канделябром огреть. Поэтому некоторым чинам внутри определенной структуры… – Горрен указал рукой несколько уровней иерархии, начиная сверху, и задержал руку где-то посередине, – причем желательно, как бы это сказать, с предельно гибкой психикой и либеральными отношениями с регламентом, если ты понимаешь, о чем я…
«Пройдохам, иным словом», – широко улыбнулся Берт в ответ.
Горрен ухмыльнулся и продолжил:
– Ты очень хорошо понимаешь. – Он подмигнул ему, изящно провел безымянным пальцем по правой брови. Мол, да, мы с тобой именно такие, но тем и привлекательны. – Им, таким интересным субъектам, и дается задание найти на другой стороне таких же интересных субъектов. И начинается подготовка. Пока дело дойдет до того, как главные шишки со всех заинтересованных сторон войдут в одно помещение или подключатся к одному каналу связи — и то, и другое, как ты понимаешь, должно быть максимально защищено — может пройти очень много времени.
– И сколько понадобилось тебе, чтобы эти крупные шишки засели за переговоры?
– Ах, я был ловок. Что-то около двух месяцев. Но я искал нужных людей на этажах, достаточно близких к вершине. И я все-таки показался Дейкстра очень полезным. Несмотря, – он криво усмехнулся, – на мои приятные отношения с некоторыми кукловодами того шута. Собственно, благодаря им.
Он посидел немного, и плутовская улыбка сначала стала натянутой, затем и вообще испарилась. Горрен мрачно смотрел перед собой и молчал.
Берт не рисковал его тревожить.
– Признаться… – продолжил Горрен и, перебив себя, спросил: – Я же могу рассчитывать на твое благоразумие? Ты ведь оставишь мои признания в этой комнате и не вознамеришься никому поведать?
Берту очень понравился выбор слова — благоразумие. Это могло быть связано с тем, что информация эта будет несомненно очень ощутимым ударом по благополучию — здоровью и жизни тоже — Горрена. Но это могло быть рассчитано и на то, чтобы воззвать к инстинкту самосохранения Берта. Мол, не будь дураком, не трепись об этом где попало, и твой язык останется при тебе. Он покивал. В чем-чем, а в этом Горрен был прав: Берт очень хорошо понимал цену молчания.
– Я имею очень смутное представление о том, что именно находится в тех переговорах. Меня вытерли оттуда, ненавязчиво так, но очень решительно, когда стало ясно, что стороны готовы договариваться, – саркастично улыбался Горрен. – Я сделал свое дело — я оказался ненужен. Так что я могу судить об объекте тех переговоров только приблизительно. Я, разумеется, знаю людей, которые знают людей… и так далее. Они подтверждают, что я скорее прав.
– Что-то мне кажется, что твое счастье, что ты не забрался слишком высоко, – задумчиво заметил Берт. – Я знаю твою любовь к приключениям, ты дал мне много поводов убедиться в ней, но это не то приключение, которое нужно, чтобы в конце жизни рассказывать наследникам.
– Мой благоразумный Берт, – в умилении произнес Горрен и сложил руки на груди в почтительном жесте. Сволочь, вяло подумал Берт. Но азартная сволочь.
– М-м, – протянул он. Кое-что еще все-таки интересовало его. А повосхищаться ловкостью Горрена можно и позже. – А эти переговоры касались — кого? Только австралийцев?
– Не только. Я бывал в Китае. В Индонезии. В Японии. Кое-где еще. В Латинской Америке. – Горрен внимательно следил за ним. Словно насмехался: решишься спросить сразу и прямо или начнешь ходить кругами?
– Однако. Размах впечатляет, – усмехнулся Берт. И встал, чтобы сварить еще кофе. Предложил Горрену: – Сделать тебе?
– Я, наверное, предпочту коньяк.
– Ты слышал, я надеюсь, о функциональном алкоголизме, – замерев, безразлично обронил Берт. Но не двигался в ожидании его реакции.
– Приятель, я слишком разумен для этого. Если тебя устроит, я пью изредка и только в компании.
Берт хмыкнул.
Он вернулся; Горрен сидел, уставившись перед собой. У него, оказывается, были темно-русые волосы, и слева в них очень много седины. Он, кажется, сбросил вес; костюм сидел как влитой — Горрен не был бы собой, если бы перестал следить за тем, как выглядит, но у Берта сложилось отчетливое ощущение, что одной из причин, возможно, главных, по которым Горрен обновил гардероб, была как раз эта. И странные периоды молчания: только что он был бодр, остроумен — и внезапно отгораживается — флиртует — а у Берта ощущение, что Горрен заставляет себя.
Он поставил бокал, уселся напротив, обмяк на диване. Отпил кофе.
– И ты ко всем им обращался с разными щекотливыми предложениями? – спросил он.
Горрен вскинул голову, удивленно посмотрел на него.
– С азиатскими, латиноамериканскими мегакорпами. Ты же не только с австралийцами общался.
Горрен помолчал немного, поднял брови в недоумении.
– Я общался от их имени, – уточнил он. – Ты ошибся направлением. Дейкстра, мой друг, отлично справился бы и без них. Было бы сложней, конечно. Сейчас, скорее всего, не объявили бы о завершении военного положения. И долго бы еще сражались. Но и репарации были бы несравнимы, много, много больше. И возможностей дальше влезать в местную экономику не было бы. А вот они бы закончили там же, где и «Астерра» со своими отпрысками.
– Да ладно, – скептически произнес Берт. – «Эмни-Терру» ликвидировали, конечно, но «Астерра» не особо пострадала.
Горрен закатил глаза.
– Это они говорят. И упорно будут делать вид, что у них все отлично, хотя они наверняка стоят на коленях перед банками и умоляют о субсидиях. А может, нет. Я пытаюсь держаться подальше от таких высот. Страдаю, знаешь ли, акрофобией. Поэтому и сведения мои, хм, несколько ненадежны. Я имею в виду, в этом аспекте.
У него, кажется, снова поднималось настроение.
– Мне интересно, – прищурился Берт, – нет, мне действительно интересно. Есть ли люди, о которых ты думаешь хорошо?
Горрен поднял бокал и отсалютовал ему.
– Ты не мог бы поточней определить круг референции, чтобы я ответил максимально близко к истине?
Берт издал смешок, покачал головой.
– Да, точно. Мы говорим о самых высоких этажах. Тех самых, которые подписывали судьбоносные соглашения, а тебе их почитать не удосужились дать.
– О восхитительный человек! Разумеется, я думаю хорошо о них всех! Они невероятные создания. Умные, наглые, упрямые, целеустремленные, предприимчивые. Иных там не бывает. Но с человеческим у них проблемы, – сочувственно поморщился Горрен. – И осмелюсь напомнить: даже если бы мне предложили присутствовать и дальше при тех судьбоносных беседах, я бы отказался. Мне мой сон дороже.
– Послушай-ка. – Берт пожевал губы в задумчивости. Ему было плевать на проклятую «Астерру» и ее отпрысков, по любезной характеристике Горрена, но ему было любопытно. Это чувство было лишено, как ни странно, всех пристрастий: так же любопытно было слушать рассказы о том, как Горрен подбирался к людям в том же КДТ и что он думал о нынешних директорах в этом мегакорпе. Но говорить о войне в Африке и боях Дейкстра за свое место на вершине пирамиды и не говорить об «Астерре» или отдельных ее представителях невозможно. – Послушай-ка, – повторил он, поднял глаза и склонил голову. – Я так понимаю, что с Дейкстра договаривались очень многие…
– Не с Дейкстра, – перебил его Горрен и посмотрел с мягким упреком. – С его людьми.
– А какая разница?
Горрен вздохнул и утомленно прикрыл глаза рукой. Артистичен, ничего не попишешь. Впрочем, Берт сам признал, что сглупил.
– В том, какой именно вариант соглашения он подписал, например? – предположил Горрен. – Сам Дейкстра был бы вынужден вести себя предельно жестко. Возможно даже, требовать. Возможно даже, вынужден был бы отказаться его подписывать. Репутация, мой друг. Возможно, в силу собственных особенностей продешевил бы. Он, знаешь ли, едва ли воспитывался таким образом, чтобы долго ходить кругом да около, принюхиваться, отступать и снова нападать, у него иной стиль работы, так что он мог бы согласиться, а оказалось бы, что другая сторона и на более значительные уступки была бы готова. А так обе стороны остались максимально довольны друг другом.