— Браво! Мистер…
— Гантенбайн.
— Вы были очень близким человеком профессору Молдеру? Не уронили сегодня скупую слезу?
— Мисс Скалли, у вас безупречная логика, но она женская. Зачем бы я стал вас посвящать во все это?
— Зачем кому-то желать моей смерти?
— Элементарно, мисс Скалли! Вы желаете того, чего не желают эти кто-то. Вы желаете справедливости, как вы ее понимаете. Они, эти кто-то, понимают справедливость иначе. И будучи не до конца уверены в том, что злополучная дискета с икс-файлами все-таки не в ваших руках… Мне продолжать?
— Спасибо, достаточно. Позвольте вопрос?
— Извольте.
— С какой стати вы меня предупреждаете?
— Я считаю, что мои коллеги действуют необдуманно. И ваша смерть привлечет ненужное внимание к нашему консорциуму… Можете сегодня переночевать не у себя дома? Поймите меня правильно, я просто стараюсь вас защитить.
— Вы не просто меня защищаете. Вы себя защищаете.
— Вас это удивляет? Поступки людей никогда не альтруистичны на все сто. В лучшем случае — эгоизм на пятьдесят процентов.
— Члены вашего консорциума, конечно же, исключение из правил!
— Почему же? Наш консорциум — это лучший случай, пятьдесят на пятьдесят.
— Чем все-таки вы занимаетесь? Вы все?
— Предсказываем будущее, мисс Скалли. Самый лучший способ предсказать будущее — сотворить его.
— Оригинально! Итак, вы предсказали, что меня убьют одним из двух способов. А лучший способ предсказать, по вашим словам, это…
— Вы педант, мисс Скалли.
— До свиданья, мистер… Гантенбайн, м-м?
— Вы разве не останетесь помянуть беднягу Вилли? Профессора Вильяма Молдера?
— Я его почти не знала. Только со слов его сына. И мне что-то не хочется еще раз общаться с миссис Молдер.
— Миссис Молдер не устраивает поминок. Они с Вилли уже много лет были в разводе, и отношения между ними были… сложными. Я имею в виду — помянуть беднягу Вилли в узком кругу, без несчастной вдовы. Только вы и я. Друзья семьи. Кроме того, сегодня не только день похорон Вилли, сегодня и день рождения одной выдающейся исторической личности…
— Поздравляю вас, мистер… Гантенбайн. М-м?
— Ну что вы, мисс Скалли! Я не о себе! Вам ничего не говорит дата — 21 апреля?
— Нет.
— Да-а, молодежь, молодежь…
— Меня пока устраивает мой возраст, мистер… Гантенбайн. М-м?
— Вот доживете до моих лет… Если доживете… О, нет, мисс Скалли, никакого подтекста, ни малейшего!
— И на том спасибо, мистер… Гантенбайн.
— Зовите меня все-таки мистер Нопфлер.
— Это имя столь же подлинно, сколь и предыдущее?
— Любое моё имя подлинно. А с Гантен-байном я пошутил. Полагал, что вы начитанная дама, мисс Скалли.
— Я начитанная дама, мистер… Нопфлер.
— И на том спасибо.
— Так что насчет узкого круга «вы и я»? Здесь неподалеку есть приличная ресторация. Лучшие калифорнийские вина.
Или предпочитаете чилийские? Лобстеры. Свечи.
— Спасибо, нет.
Западный Тисбари, Массачусетс «Виноградники Марты»
21 апреля, день
Несчастная вдова, миссис Молдер действительно не устраивает поминок. Оставьте ее одну. Всем спасибо, все свободны. Но оставьте ее одну.
Одна…
Как давно ее не было в этом доме, в доме мужа. С той поры, как развелись…
Одна… Никого. Ни Вильяма, ни Саманты, ни Фокса. Никого. Лишь фотографии на стенах…
Профессор Молдер в мантии Кембриджского университета. При полном при параде… Век бы тебя не видеть, Вильям! Век бы тебя не видеть!.. Теперь и не увидеть…
Ангелочек-Саманта. Господи, господи… Как мало, как мало… И фотография черно-белая, плохонькая… Вильям, век бы его не видеть, всегда любил Саманту меньше, чем Фокса. Никогда в этом не признался, но — так.
Фокс. Сын. Цветной портрет, поясной. Уже взрослый. Какой уже взрослый! Как живой. Того и жди сейчас скажет: «Ма?»
— Ма?
— О, Господи!!!
Так недолго и с инсультом рухнуть!
— Тихо, ма, тихо… Ну, успокойся, ну не надо… Это я, я. Я живой. Я здоровый.
— Сына! Сына!.. Господи!!! Мне сказали, что с тобой случилось… случилось нечто ужасное…
— Всё, ма, всё… Ничего со мной не случилось. Ты же видишь. Я живой. Я здоровый. Ну всё, ма, всё… Ну успокойся, ну не надо… У нас мало времени, ма…
— Что ты такое говоришь, сына?! Наконец-то мы вместе, сына!
— У нас действительно мало времени, ма, пойми и поверь. И мне нужна твоя помощь.
— Погоди. Дай хоть посмотреть на тебя, насмотреться… Как ты похудел, как ты осунулся. Что ты кушаешь? Ты совсем ничего не кушаешь, я же вижу!.. Господи! А в каком ты виде?! Что это за тряпье на тебе?! Ты что, ушел в индейцы, как Марлон Брандо?!
— Я пришел от них, ма. Я не как Марлон Брандо. Ма, какая разница, в каком я виде!
— Нет, погоди. Тебе надо переодеться! У Вильяма должны были остаться приличные костюмы. Еще я ему их покупала. Погоди, я посмотрю. А ты — марш в ванну! Сейчас же! Господи, когда ты последний раз мылся?! А запах!.. Ты ведь никогда не был неряхой, сына! Господи, до чего тебе не хватает заботливой женской руки… Кстати, знаешь, я сегодня познакомилась с этой твоей…
— С какой еще моей?
— С Дэйной. Ну, сына, у тебя и вкус!
— При чем здесь мой вкус?! Мы — напарники. Где она сейчас? Как она?
— О-о, сына, сына… Напарники, говоришь? Не лги мамочке. Женщина — она сердцем чует.
— Она — мой напарник. Надеюсь, вы не поссорились.
— Мы… не подружились.
— Ма!
— Ну, ничего-ничего… Вот примерь. Это натуральный дакрон. Я покупала его Вильяму в Беверли-хиллз. Примерь, примерь. В крайнем случае, я тут подогну, а тут выпущу… Ты что, еще не ванной?! А ну-ка, марш!
— Ма! Я не буду мыться. Я не стану переодеваться.
— Почему?
— Нель-зя. Мне нельзя.
— Мамочка лучше знает, что можно и что нельзя.
— Ма!… У! Нас! Нет! Вре-ме-ни!
— Хорошо, сына, хорошо. Слушаю, тебя, слушаю… Господи, сына!..
— Мне нужно как можно больше знать о папе, о том, чем он занимался, когда вы еще были вместе. Пойдем!.. Пойдем в чулан. Осторожно, ступенька. И опять ступенька.
— Я ничего не вижу. Здесь темно.
— Сейчас я зажгу свет. Я поддержу тебя, ма… Сюда, теперь сюда. Ма, эта коробка…
— Коробка со старыми фотографиями.
— Именно. О! И папин пистолет здесь. Очень кстати!
— Сына, зачем тебе пистолет? Зачем ты взял пистолет? Сейчас же положи на место! Оружие — не игрушка, Фокс!
— Ма, не отвлекайся. Сосредоточься. Давай посмотрим фотографии… Не то… Не то… Не то… Вот!.. Это ведь папа?
— Да.
— Что за люди рядом с ним?
— Сына, это было так давно, так давно…
— Не так и давно. Здесь дата — 1972 год. Ты не хочешь мне говорить?
— Я не знаю! Не помню!
— Папа тогда работал в Госдепартаменте. Оттуда его куда-то направили. Куда? Что за ангар у них за спинами на фотографии? Где это?
— Фокс, я не знаю! Не помню!
— Вглядись в эти лица! Мне нужно знать, с кем он работал, ма!
— Не кричи на меня!!!
— Я не кричу.
— Ты кричишь!!! Ты кричишь на свою мать, Фокс!
— Ма, прекрати. Я же много лет проработал в ФБР. И все эти приемчики…
— Какие еще приемчики?!
— Не уходи от ответа, ма.
— Я никуда не ухожу. Я еле стою на ногах.
— Так присядь. Вот стул. И вглядись, вглядись… Итак! Приводил папа кого-либо из них к себе домой? Были они когда-либо здесь?
— Да. Вот этот… И вот этот, худой, всегда был очень худой, просто ходячий скелет… Но я не помню, как их звали. Я больше не помню, как их звали. Не помню!!! И вообще какое все это имеет отношение к… К чему вообще это все имеет отношение?!
— Я почему-то полагаю… У меня есть веские основания полагать, что это все имеет отношение к исчезновению Саманты двадцать лет назад, ма. К исчезновению моей сестры! И твоей дочери, ма! Ты не забыла, ма?
— Фокс!!!
— Ма?