Привычка – вторая натура. Мы обрастаем привычками – уступаем дорогу прохожим, повязываем галстук перед собеседованием – и перестаем отдавать себе отчет в подобных мелочах.
Впрочем, даже неосознанные, они могут приносить пользу. Если у нас неважное настроение, то простое «привет», мимоходом брошенное знакомому, способно разорвать цепь негативных эмоций. Когда мы здороваемся с человеком, с которым не ладим, мы поворачиваемся к нему другой, более цивилизованной стороной и ненадолго вырываемся из порочного круга конфликта. В эти короткие мгновения наши отношения с окружающими становятся другими.
Однако зачастую соблюдение условностей становится механическим, и тогда они теряют способность перерастать в ритуал и менять нашу сущность. Бездумно повторяемые действия не помогают нам стать лучше.
Тот, кто хочет измениться, должен понимать, что новые грани открываются, когда мы делаем что-то по-новому. Трансформирующая сила ритуала – в конфуцианском понимании – заключается в том, что он позволяет нам на время преобразиться. Он порождает недолговечную альтернативную реальность, которую мы покидаем уже немного другими. Несколько коротких мгновений мы живем в мире «как будто».
В Древнем Китае считали, что человек – это сумма противоречивых составляющих: разнонаправленных эмоций, бурных энергий и хаотичных сущностей, каждую из которых следует совершенствовать в течение жизни. Но в момент смерти самая опасная энергия человека – гнев и обида оттого, что он уходит, а его близкие остаются, – вырывается на свободу, чтобы потом преследовать живых. Таким образом, в представлении китайцев мир был населен духами покойников, завистливо взирающими на живых. Тем, кто оставался на земле, смерть близкого тоже не приносила ничего хорошего – повергала в глубокое уныние, вызывала растерянность и безотчетный гнев.
Чтобы противостоять этой неуправляемой отрицательной энергии, люди придумали ритуалы, в основе которых лежал культ предков. Смысл их состоял в том, чтобы превратить опасные привидения в благосклонных прародителей. Члены семьи собирались в храме, помещали в бронзовую ритуальную посуду мясо (как правило, свинину) и готовили его на открытом огне. Они призывали духов угощаться дымом, поднимавшимся от жирного мяса, надеясь умилостивить их, вернуть в семью и склонить к роли благожелательных покровителей, витающих над потомками.
Со временем эффект ритуала ослабевал, предки снова превращались в злых духов, и жертвоприношение нужно было повторять.
В «Лунь юе» Конфуция спрашивают о поклонении предкам. Он отвечает, что без этого ритуала никак нельзя обойтись, но участие в нем духов не имеет значения. «Мы приносим жертвы духам, – говорит он, – как будто они перед нами». Важно, чтобы мы сами серьезно относились к ритуалу: «Если я не участвую в жертвоприношении, то я как будто не приношу жертв»[2].
Но если мы не уверены в существовании духов, зачем приносить им жертвы?
Отношения с мертвыми могут складываться не менее трудно, чем с живыми. Если отец был суровым, черствым и вспыльчивым, то сыну, который при жизни отвечал ему враждебностью и непослушанием, становится еще больнее после его кончины, ведь смерть ставит точку в их истории, лишая всякой надежды на примирение. Правильно исполненный ритуал переносит нас из мира сложных человеческих отношений в другое – ритуальное – пространство, где отношения можно представить идеальными. В этом пространстве неприкаянные духи видятся добрыми покровителями, поэтому живые стараются быть достойными предков. Оставив гнев, зависть и обиду, они устанавливают с мертвыми гораздо лучшие отношения.
Для Конфуция ритуал важен тем, как он влияет на совершающих его людей. Спрашивать, меняет ли он что-то для покойных, означает упускать суть. Родственники приносят жертвы, потому что воображаемое общение с предками меняет их самих.
Ритуал помогал живым разобраться и с чувствами, которые они испытывали друг к другу. Смерть всегда перекраивает отношения тех, кто остается жить. Забытое соперничество двух сестер вспыхивает с новой силой; непутевый сын, к вящему недовольству семейства, становится его номинальным главой. Однако в рамках ритуала все они играют новые семейные роли так, будто никаких разногласий нет.