Хотя она покинула племя, но чувствовала себя связанной с ним. И не случайно они натолкнулись на стадо. Эйла знала, что для этого были причины. Возможно, Мут, Великая Мать, или ее тотем хотели сообщить ей что-то. Она часто вспоминала о Пещерном Льве, о духе, который стал ее тотемом, — его ей дал Креб; интересно, охраняет ли тотем ее и сейчас, когда она рассталась с Кланом, и что будет с ним в ее новой жизни с Джондаларом?
Высокая трава начала редеть, а они подъехали к реке, ища место для стоянки. Джондалар посмотрел на клонившееся к закату солнце и решил, что времени для охоты маловато. Он не жалел, что они остановились, чтобы посмотреть на мамонтов, но нужно было добыть мяса не только на сегодняшний вечер, но и на несколько дней вперед. Не хотелось тратить сушеное мясо без особой нужды. Но видимо, придется заняться охотой завтра утром.
В речной долине были плодородные почвы с обильной растительностью. Трава тоже была другая, гораздо короче, что с облегчением отметил Джондалар. Она едва достигала брюха лошадей. Джондалару хотелось знать, куда же они вышли. Вроде бы окружающий пейзаж был знаком, но это вовсе не означало, что они были здесь прежде, просто он очень походил на окрестности Львиного стойбища: такие же высокие берега, прорезанные глубокими оврагами.
Они взобрались на небольшую возвышенность, и Джондалар увидел, что русло реки отклоняется влево, на восток. Джондалар сверился с вырезанной на бивне картой, которую дал ему Талут. Похоже, именно здесь им предстояло покинуть эту несущую жизнь водную артерию и отклониться к западу, чтобы пересечь эти земли. Оторвавшись от нее, он увидел, что Эйла, спешившись, стоит на краю берега, глядя вдаль. Что-то в ее позе говорило о том, что она расстроена или обеспокоена.
Он спрыгнул с коня и подошел к ней. Он увидел, что именно за рекой привлекло ее внимание. На склоне противоположного берега виднелся пологий большой холм, поросший травой. Казалось, что это естественное образование, но шкура мамонта, висевшая над арочным входом, ясно говорила о природе этого сооружения. Это было убежище, точно в таком они жили прошлой зимой.
Глядя на знакомые очертания, Эйла вспоминала, как это выглядело внутри там, в Львином стойбище.
Обширное полуподземное сооружение было надежным и строилось на многие годы. Пол ниже уровня земли был выложен лёссовыми плитами, принесенными с берега реки. Стены и круглая крыша, обмазанные глиной, опирались на мощные мамонтовые кости. К потолку были прикреплены отполированные оленьи рога. Земляные скамьи вдоль стен служили теплыми лежанками. Хранилища для пищи выдалбливались в вечной мерзлоте. Арочный вход поддерживали два мамонтовых бивня, упирающихся толстыми концами в землю. Это было не временное пристанище, а постоянное жилище, где под одной крышей размещалось несколько семей. Она была уверена, что строители сооружения должны вернуться сюда к зиме, как это делали в Львином стойбище.
— Они, должно быть, на Летнем Сходе, — сказала Эйла. — Интересно, какому лагерю принадлежит этот дом?
— Может быть, это убежище Ковыльного стойбища? — предположил он.
— Возможно. — Эйла посмотрела через бурлящий поток. — Оно выглядит таким заброшенным. Я как-то не предполагала, когда мы уезжали, что я больше никогда не увижу Львиное стойбище. Помнится, отправляясь на Сход, кое-что из вещей я оставила в доме. Если бы я знала, что не вернусь, то взяла бы их с собой.
— Ты сожалеешь, что уехала? — Появившиеся морщины на лбу Джондалара, как всегда, выдавали его озабоченность. — Я же говорил, что, если ты хочешь, я могу остаться. Я знаю, что ты нашла там дом и была счастлива. Еще не поздно. Мы можем вернуться.
— Нет. Мне грустно, но я не жалею о том, что мы уехали. Я хочу быть с тобой. Этого я хотела с самого начала. И знаю, что тебе хочется вернуться домой. Ты желал этого, когда еще только встретил меня. Да, ты мог бы жить здесь, но никогда не был бы счастлив. Ты всегда скучал бы по своему народу, своей семье. Для меня такие понятия не имеют значения. Я никогда не узнаю, где я родилась. Клан был моим народом.
Эйла о чем-то задумалась, и Джондалар увидел на ее лице мягкую улыбку.
— Иза была бы счастлива за меня, если бы знала, что я уехала с тобой. Ты ей понравился бы. Это она рассказала мне, что я не принадлежу к Клану, хотя я ничего не помню, кроме жизни с ними. Иза была моей матерью, и только одна я знала о ее желании, чтобы я ушла из Клана. Она боялась за меня. Перед смертью она сказала мне: «Найди свой народ, найди мужа». Не мужчину из Клана, а человека, похожего на меня, того, кого я могла бы любить и кто заботился бы обо мне. Но я так долго жила одна в Долине и даже не думала, что встречу кого-нибудь. А затем появился ты. Иза была права. Как это было ни трудно, но я должна была в то время найти свой народ. Мне жаль Дарка, но я почти благодарна Бруду — он заставил меня уйти из Клана. Если бы я не ушла, я никогда не нашла бы мужчину, который полюбил меня и о котором я так много думаю.
— Тут мы ни в чем не отличаемся, Эйла. Не думаю, чтобы я встретил кого-то и полюбил, хотя я знал многих женщин в Зеландонии, многих мы повстречали во время Путешествия. Тонолан очень легко заводил друзей даже среди чужих. — Он закрыл глаза, глубокое горе отразилось на его лице, как только он заговорил о брате. Боль все еще была острой, Эйла знала это.
Эйла смотрела на Джондалара, на его необычно высокую мускулистую фигуру, на его длинные прямые светлые волосы, перевязанные ремешком, на тонкие красивые черты его лица. А после Летнего Схода она усомнилась в том, что без помощи брата Джондалару было трудно находить друзей. И тем более женщин. Дело тут было даже не в его внешности, а в глазах, в его удивительно выразительных глазах, которые, казалось, видели насквозь стоящего перед ним человека и читали каждую мысль, — это они придавали ему такую магнетическую привлекательность, делали неотразимым.
Вот и сейчас он взглянул на нее и она увидела в его глазах тепло и желание. Ее тело откликалось на каждый его взгляд. Эйла подумала о каштановой самке, которая не хотела других самцов, а ждала большого рыжеватого мамонта.
Она любила смотреть на него. Когда она впервые увидела его, она поняла, что он красив, хотя сравнивать было не с кем. Но затем она узнала, что и другие женщины тоже любили смотреть на него, считая его привлекательным, даже неотразимым. Он очень смущался, когда ему говорили об этом. Его необычная красота принесла столько же горя, сколько и счастья. Но это был Дар Великой Матери, а не плод его собственных усилий.
Великая Земная Мать не ограничилась лишь внешностью. Она снабдила его живым и острым умом, способным к постижению мира и природных возможностей. Обученный человеком, с которым жила его мать и который считался лучшим в своем деле, Джондалар стал искусным мастером по изготовлению каменных орудий. Во время Путешествия он усовершенствовал свое мастерство, перенимая приемы у других умельцев.
Эйла считала его прекрасным не только из-за необычайной внешней привлекательности — это был первый человек, в чем-то схожий с ней. Человек из племени Других, а не из Клана. Первое время в Долине она не могла удержаться, чтобы не разглядывать его — даже тогда, когда он спал. Было чудом видеть лицо, так похожее на ее собственное, после долгих лет пребывания среди тех, кого отличали тяжелые надбровные дуги и скошенные лбы, большие горбатые носы и лишенные подбородка челюсти.
Как и у нее, лоб у Джондалара круто поднимался вверх и у него не было тяжелых надбровных дуг. Его нос и зубы были сравнительно малы, а подбородок достаточно выражен. Увидев его, она поняла, почему в Клане считали ее лицо плоским, а лоб — выпуклым. Она видела свое отражение в воде и верила тому, что они говорили. Несмотря на то что не один мужчина говорил ей, что она красива, Эйле до сих пор иногда казалось, что она уродливая и огромная, хотя Джондалар был выше ее ростом настолько, насколько она была выше тех, в Клане.
Она выросла среди обитателей Клана и потому считала их красивыми. Но Джондалар был мужчиной, черты лица у него были грубее, тело отличалось более мощным строением. Поэтому он чем-то напоминал представителей Клана. Все это делало его не просто красивым, а прекрасным.