Эйла удивилась, когда человек вдруг перескочил на формулу представления. Не называя имен, родства и мест, он произнес:
— Женщина Других, мужчина хочет знать, где ты научилась говорить.
— Когда женщина была ребенком, она потеряла семью и дом во время землетрясения. Эту женщину воспитал Клан.
— Мужчина не знает такого Клана, который взял бы ребенка Других.
— Клан этой женщины живет далеко отсюда. Знает ли мужчина о реке, называемой Другими рекой Великой Матери?
— Это граница.
— Река течет на большое расстояние и впадает в огромное море на востоке. Клан женщины живет в устье этой реки.
Он недоверчиво посмотрел на нее, но тут же стал внимательно изучать ее. Язык Клана включал в себя неосознанные движения тела и жесты, что делало невозможным говорить одно, а думать иное, как порой это делали Другие. Он не был уверен в ней, хотя не видел никаких свидетельств обмана, но ее рассказ казался очень неправдоподобным.
— Эта женщина путешествовала с начала последнего теплого сезона, — добавила она.
Он стал дергаться, и Эйла поняла, что он страдает от боли.
— Что нужно этой женщине? Другие ушли. Почему женщина не уходит? — Он знал, что женщина, возможно, спасла его жизнь и помогла его подруге, и потому он был у нее в долгу.
— Женщина — целительница. Женщина может осмотреть ногу мужчины.
Он хмыкнул:
— Женщина не может быть целительницей. Женщина не принадлежит Клану.
Эйла не стала спорить. Подумав, она сказала:
— Эта женщина хочет поговорить с мужчиной из Других. Он согласно кивнул. Она встала, попятилась, а затем повернулась и подошла к Джондалару.
— Неужели ты умеешь так хорошо с ними говорить? — спросил он. — Ведь Клан, где ты жила, далеко отсюда. Не могу не восхищаться твоими успехами.
— Сначала я говорила с ним на языке моего Клана, и мы не могли понять друг друга. Тогда я стала говорить на древнем, ритуальном языке жестов, и мы смогли объясниться.
— Я правильно тебя понял? Кланы могут общаться между собой на понятном всем языке? Не важно, где они живут? Трудно в это поверить.
— Это заложено в родовой памяти.
— Ты хочешь сказать, что дети уже при рождении могут говорить на этом языке?
— Нет, не так. Они рождаются с памятью, но их надо учить, как пользоваться ею. Обычно достаточно им только напомнить об этом. Вот почему некоторые думали, что я глупая. Я слишком медленно обучалась, пока не научилась запоминать быстро. У Ридага была родовая память, но не было того, кто бы «напомнил». Вот почему он не знал языка жестов, пока не пришла я.
— Ты медленно обучаешься?! Не видел никого, кто так быстро выучивал бы другой язык!
Она пропустила его слова мимо ушей.
— Здесь все иначе. Другие обладают памятью для словесного языка, но мы учимся произносить слова от тех, кто рядом. Узнать другой — это просто запомнить порядок звуков, а иногда способ их соединения. Не полностью, но понять друг друга можно. Его язык более трудный… Но проблема в обязательстве. В долге.
— Обязательство? Не понимаю.
— Ему страшно больно, хотя он никогда не скажет об этом. Я хочу помочь ему, хочу заняться его ногой. Не знаю, как они намерены добираться до Клана, но об этом поговорим позже. Мне нужно вправить и зафиксировать его ногу. Он — наш должник, и он знает об этом, насколько я поняла. Если он думает, что мы спасли его жизнь, то это обязательство обозначает родство.
— Что это такое?
— Такое бывает между охотниками Клана. Если один человек спасает жизнь другого, то получает от него кусочек души. Человек, который должен был бы умереть, отказывается от частицы души, чтобы поправиться. Поскольку человек не хочет, чтобы какая-то частица его души умерла, то он беспокоится о том человеке, которому принадлежит эта частица, охраняет его и сделает для спасения его жизни все. Это делает их родственниками. Такое родство ближе, чем братство.
— Да, в этом есть смысл.
— Во время охоты они должны помогать друг другу, нередко спасая друг другу жизнь, обмениваясь частицами души. Такое родство крепче семейного. Нет ничего сильнее такой связи между охотниками. Они все зависят друг от друга.
— В этом есть разумное начало, — задумчиво сказал Джондалар.
— Это называется «долг родства». Этот человек не знает обычаев Других, а если и знает, то вряд ли задумывается об этом.
— И это после Чароли и его банды?
— Сейчас его заботит совсем не это. Он чувствует себя несчастным из-за того, что должен нам.
— Он говорил об этом?
— Нет, конечно. Но язык Клана — это не только руки. Это и то, как человек стоит или сидит, выражение его лица, любые мелочи. Все имеет значение. Я выросла в Клане. Это — часть его, как и часть меня. Я знаю, что его беспокоит. Если бы он мог поверить, что я — целительница Клана и умею лечить, это помогло бы ему и мне.
— Но в чем разница между их целительницей и тобой?
— Это означает, что я владею частицей его души.
— Но ты даже не знаешь его! Как ты можешь владеть частицей его души?
— Целительница спасает жизни. Становясь целительницей, ты отдаешь частицу своей души Клану и получаешь взамен частицу души каждого из соплеменников. Таким образом, не важно, кого ты спасаешь, долг уже оплачен. Когда меня объявили мертвой, я долго об этом думала. После смерти Изы Креб удержал частицы ее души, чтобы они не ушли в другой мир. Но когда Бруд приговорил меня, никто не взял мою душу, хотя для них я умерла.
— А если бы они знали это?
— Меня для них не существовало. Они не разрешали себе видеть меня. Я могла стоять прямо перед ними и кричать, но они не слышали меня. Они думали, что я — злой дух, пытающийся увести их в другой мир. — Эйла задрожала от нахлынувших воспоминаний.
— Но почему ты говоришь, что рада, что сохранила частицы души?
— Потому что я не могу говорить одно, а думать другое. Я не могу лгать ему. Он должен знать это. Нельзя рассказать ему о проклятии, даже если он догадывается об этом. Но я могу сказать ему, что я — целительница Клана, потому что это правда. У меня до сих пор частицы душ. Но когда-нибудь я действительно умру. Что будет, если я уйду в тот мир с частицами их душ?
— Не знаю, Эйла.
Она вздрогнула, гоня мысли прочь.
— Но пока мы живем в этом мире. Если он воспримет меня как целительницу Клана, тогда он перестанет думать, что должен мне. Для него неприемлем «долг родства» по отношению к Другим, особенно к женщине, владеющей оружием.
— Но ты же охотилась, когда жила в Клане.
— Это было исключение. Бран разрешил мне, потому что моим тотемом был Пещерный Лев. Вначале он решил проверить меня, а потом решил, что может допустить к охоте женщину с таким сильным тотемом. Именно он дал мне охотничий талисман и назвал меня Женщина, Которая Охотится.
Эйла притронулась к кожаному мешочку, который всегда носила на шее, и подумала о первом талисмане — кусочке охры, который дала ей Иза, когда Эйлу приняли в Клан. Тот амулет не шел ни в какое сравнение с великолепно украшенным амулетом, подаренным ей на церемонии ее удочерения племенем Мамутои, она до сих пор хранила его вместе с кусочком красной охры. Там же находились овальная пластинка из бивня мамонта — охотничий талисман — и черный камень, вмещавший частички душ людей Клана, который ей вручили, когда она стала целительницей.
— Джондалар, ты помог бы, если бы поговорил с ним. Он не уверен в себе. Он жил согласно обычаям, а тут сразу столько событий. Если бы он смог поговорить с мужчиной, даже из Других, это помогло бы ему лучше понять происходящее. Ты помнишь знак приветствия для мужчин?
Джондалар показал, и Эйла одобрительно кивнула.
— Не пытайся приветствовать женщину. Это будет для него оскорблением. Не принято заговаривать с женщинами без основательной причины для этого. К тому же он должен еще разрешить тебе. Между родственниками меньше формальностей, а близкий друг может даже разделить Наслаждение с его спутницей, но — только с его разрешения.