- На каких основаниях?
- Твой отец подлежит аресту, как пособник "врага народа", а ты заведомо, знавшая об его связях, не известила сотрудников нашего ведомства, и к тому же, я не нашел тебя в списке прописанных граждан в городе Томске.
- Называй вещи своими именами - не донесла на своего отца, а что касается прописки, то я еще не выписалась из Прокопьевска, а только-только подала документы в институт.
- Из которого тебя сегодня же отчислят, если я сделаю один звонок.
- Что тебе от меня нужно?
- Ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Если ты согласишься стать моей, тебе ни в чем не будет отказа...
- Овчинников, я никогда не забуду о твоем мерзком поступке,- перебила его Лида и, отдернув руку, быстро направилась по тротуару, удаляясь от озадаченного капитана.
Придя к себе в кабинет, Овчинников первым делом вызвал начальника милиции и отдал ему приказ разыскать проживающего в городе отца Лидии, лично подписав ордер на обыск его квартиры и арест женщины.
Ночью, когда Овчинников спал в своей квартире, его разбудил звонок телефона, докладывали из тюрьмы, что арестованная уже находится в камере. Через полчаса он сидел в кабинете и с ехидным выражением на лице, смотрел на доставленную к нему Лидию. В кабинете было душно, и чтобы проветрить комнату, он раскрыл настежь створки окна.
- Как видишь, уговаривать я больше не стану или ты сейчас соглашаешься, стать моей или тебя отправят в лагерь.
- Боже мой, какие мы коварные и беспринципные! Видимо не зря за глаза тебя называют великим комбинатором (следователь-фальсификатор Западно - Сибирский Край). Разве для тебя важно мое согласие? Я уверена, что десятки вот таких женщин, оказавшихся в подобной ситуации, без раздумывания прыгнут к тебе в постель, но запомни Овчинников: я не из их числа.
- Ты плохо кончишь, если не согласишься. Вот твое дело,- он раскрыл папку,- я могу в кратчайшие сроки отправить тебя навстречу с твоим мужем.
- Что ты сказал?! Его расстреляли? Ты это хотел сказать?
- А тебе, не все ли равно, ты теперь вдова и можешь начать новую жизнь.
Лида задохнулась от душившей ее в тот момент ярости. Она плюнула в лицо Овчинникову и, воспользовавшись его заминкой, запрыгнула на подоконник и сиганула во тьму. Она не знала, на каком этаже находится, но приземлившись без несчастья на мягкий газон, бросилась бежать вдоль улицы. Затем она долго ходила по ночному Томску, пытаясь выстроить свои мысли в логическую цепочку: "Это конец. Теперь одна дорога - в камеру, ладно бы меня одну, так нет же, этот изверг арестует папу. Что же мне делать, как быть? Не идти же на поклон к этой сволочи. Да я лучше руки на себя наложу, чем стану его подстилкой! Пожалуй, я должна признать, что Овчинников от меня не отстанет и найдет на краю света. Пойду, хоть с папой попрощаюсь, нам наверно не скоро удастся увидеться".
С такими, невеселыми мыслями она пришла на квартиру своего отца. Ее уже ждали. Лида молча, попрощалась с отцом, качнув ему головой, когда ее под конвоем выводили из прихожей.
Молодую женщину, как она и предполагала, снова доставили в тюрьму на Ленина 42, а потом увезли в шестой лагерь, где содержали около тысячи таких же обездоленных, запуганных и отрешенных от всего мира женщин.
Были многочисленные допросы, голод, холод. Иногда ее доставляли в следственную тюрьму, и везде она чувствовала "след зверя", хоть и знала, что больше не интересна Овчинникову, но явственно понимала, что он ждет, когда она будет сломлена. Один раз Лиде пришлось запустить в наглого следователя чернильницей, за что ее посадили в изолятор. Потом были еще наказания за ее свободолюбивые взгляды и высказывания и, благодаря женщинам - тайным доносчицам, ее не раз запирали в камеру ШИЗО. Впереди был срок: тяжелый, непосильный для женщины, но она выдержала все, и могла с полной уверенностью сказать не только людям, но и себе, что она осталась Человеком, не смотря на тяжелые испытания, свалившиеся на нее в те страшные и жестокие годы.
Глава 2
Массовые аресты
Илья Тимофеевич Михеев, капитан РККА (Рабоче-Крестьянская Красная армия), временно проходил службу в городе Колпашево. Несколько частей красной армии были прикомандированы к горотделам НКВД и направлены на поддержание порядка в северных районах Томской области. После разоблачения главных шпионов и предателей армии: Тухачевского, Якира, Эйдемана и других, в городах Томске, Новосибирске, Новокузнецке, Колпашево прошли митинги и демонстрации трудящихся, позорным клеймом отметивших врагов народа.
Тревожно было на сердце у Ильи, имея совершенно особый склад ума, он не поддавался всеобщему ликованию по поводу проводимых в стране крупных перемен. Тайные разговоры среди командного состава давали пищу к размышлениям: политика партии, направленная на очищение рядов Красной армии от чуждых элементов, порой ставила Михеева в тупик. Герои революции и гражданской войны вдруг становились врагами Родины. Старые, преданные партии большевики внезапно оказывались оппортунистами, искажающими идеалы революции.
Что творилось в горотделах НКВД, Михеев знал не по наслышке, иногда партийное руководство и главные чекисты ЗСК направляли части РККА для усиления конвоя арестованных. У Ильи в органах НКВД был старый друг - Сергей Романов, старший лейтенант, когда-то они вместе начинали службу. К тому же они были земляками, Романов был из Могильников, а Илья из Михеевки. При встречах чекист - Сережа информировал в строгой секретности о проводимых операциях с "врагами народа". Романову в свою очередь изливали душу за стопкой самогона главные исполнители приговоров и прочие чекисты, у которых не выдерживали нервы от неиссякаемого потока "врагов народа". Когда речь заходила о бывших белогвардейских офицерах и монархических особах, в глазах рассказчиков горел огонь мщения за якобы поруганную честь страны. Но когда приходилось расстреливать сельского учителя за антисоветскую пропаганду или колхозницу, спалившую амбар с зерном, а то и подростка, передававшего секретные донесения организаторам мятежа, в голове у некоторых, немного мыслящих чекистов рождался вполне естественный вопрос: "Восьмидесяти - летний старик или четырнадцати - летний паренек - они тоже контрики?".
В конце августа 1937 года, Илью направили в Томск с секретным донесением, и он отдал пакет начальнику горотдела Овчинникову. Проходя по коридору управления, Михеев увидел, как под конвоем проводили молодого мужчину, показавшегося ему знакомым. Когда Илья возвращался в Колпашево, он вспомнил арестованного, это был бухгалтер из конторы колхоза "Красный партизан", то есть с родной деревни Ильи. За что его арестовали, пока оставалось тайной. По прибытию в Колпашево, Михеев узнал, что их часть возвращается к месту постоянной дислокации в Новосибирск, остается только небольшое отряд военнослужащих. Попросив у командира части краткосрочный отпуск, Илья решил навестить родных в Михеевке. Капитану Михееву надлежало вернуться в Новосибирск и отметиться в спецкомендатуре. Перед отъездом, он заскочил повидаться с Романовым, но продолжительного разговора у них не получилось, старший лейтенант отбывал на проведение какой-то секретной операции. Под строжайшей тайной он сообщил Илье, что в верховьях Оби, недалеко от села Вороново, части НКВД проводят аресты врагов народа, их будут сплавлять на спецбарже, приспособленной для подвижной доставки задержанных в Новосибирскую тюрьму, либо Томскую. Распутица, а иногда неспокойная обстановка в таежных местах, заставляла руководителей НКВД приспосабливать плавучие баржи.
Илья затревожился, ведь Вороново располагалось недалеко от Михеевки, и если судить из рассказа Романова, аресты будут проводиться в разных приобских селениях.
- А что случилось?- спросил он Сергея.
- Только между нами, раскрыт крупный заговор контриков. Представляешь его масштабы: начиная от Новосибирска и заканчивая Нарымом, действуют разной численности группы, и все они входят в одну повстанческую организацию "Союз Спасения России". Еще бы немного промедлили, и вся эта мощь подняла бы мятеж в ЗАПСИБ крае.