Главный вопрос, от которого вновь начинают стынуть руки и по коже пробегает холодок — получится ли все это на практике?!
Над рядами всадников Скопина-Шуйского также разнесся условный сигнал горна — и я легонько пришпорил коня, одновременно с тем быстро перекрестившись. После чего водрузил шлем-бургиньот на голову, и насколько громко смог, воскликнул, срывая голос:
— Не трусьте, братцы, с нами Бог!!!
— С НАМИ БОГ!!!
Стройные ряды моих солдат отозвались дружным, одобрительным криком — и я повел их вперед, пока еще шагом, торопливо затягивая кожаный ремешок бургиньота под подбородком. Не отрывая при этом взгляда от прущего вперед не менее, чем двухтысячного отряда тушинцев, среди которых затесалось и сотни две ляхов… Нас же чуть менее полутора тысячи всадников — причем тяжелой конницы нет вовсе, и полнокровной роте крылатых гусар придется противостоять всего лишь сотне моих рейтар! А еще — укрепленный лагерь гетмана покинула лишь малая часть многочисленной кавалерии Сапеги и битого под Тверью Зборовского. В то время как в передовом полку московской рати собрана едва ли не вся конница Скопина-Шуйского, включая и детей боярских, и даже простых казаков!
Как же все это блин… Волнительно!!!
Земля под копытами наших лошадей, все еще следующих шагом, ощутимо дрогнула — конница тушинцев перешла на легкую рысь. И этого оказалось достаточно, учитывая число врагов! От волнения, щедро смешанного с изматывающим ожиданием, защемило в груди, и тело стало словно чужим, скованным… Пытаясь совладать с собой, я достал первый из своих пистолей — и тут же бросил его обратно в кобуру, осознав поспешную абсурдность своих действий. После чего в раздражении повернулся назад, к полковому знамени, рядом с которым следует воевода. И словно в ответ на мои мысли, наконец-то заиграл сигнал горна, приказывающий моей сотни перейти на рысь…
Ведь именно рейтарам суждено начать этот бой — и потому мы должны вырваться вперед, отделившись от основных сил. В противном случае маневр с разворотом и последующим отступлением уже не пройдет…
— Н-н-н-о-о!!!
Да, очень хорошо, что мне досталась память фон Ронина — в том числе и мышечная. Иначе конь сбросил бы меня еще во время рыси! Или, по крайней мере, я бы отбил всю промежность об седло.
А уж что было бы во время галопа?! Подумать страшно…
Увы, обратная сторона медали — этот тот факт, что я просто не осознаю, как действует мое тело. Иногда оно естественным путем делает то, о чем я помыслить не мог, сидя на коне — а иногда я просто не могу даже сформулировать в голове то, что хочу сделать, и из-за этого подтормаживаю… Себастьян учился конному бою много лет, формировал тело наездника, способного мертвой хваткой сжать ноги так, чтобы они целиком обвили и сдавили конские бока. Во время быстрой езды и уж тем более при переходе на галоп это умение очень полезно!
Что удивительно — движение рысью меня необъяснимым образом успокаивает. Хотя почему необъяснимым? Для моего носителя конный бой — это, можно сказать, естественная стихия! Кроме того, тело всадника уже на рыси начинает работать, задействовав мышцы ног и спины, к ним активнее приливает насыщенная адреналином кровь…
И к слову, тот факт, что сближаясь с врагом, я не начинаю трусить сильнее, а наоборот, прихожу в норму, меня сейчас прям крепко приободрил!
…Со стороны следующих впереди ляхов вновь заиграла труба — и теперь, сойдясь с нами уже на сотню шагов, крылатые гусары синхронно опустили свои длиннющие пики, венчаемые разноцветными флажками-«прапорцами» у граненых наконечников, и рванули вперед! Никаких устрашающих звуков я при этом не услышал — закрепленные за спинами «крылья» панцирных всадников лишь легко зашелестели. Но вот сам вид тяжелой конницы, сорвавшейся на галоп, от которого вновь вздрогнула земля; конницы, теперь стремительно сближающейся с нами — вот он еще как пугает!
Мое сердце отчаянно забилось в груди, в горле образовался ком — но разгоряченное рысью тело уже не поддалось страху. Я вновь потянулся к висящей справа кобуре за первым из пистолей, одновременно с тем воскликнув:
— Приготовиться к развороту и залпу! Не ломать строя!!!
Пятьдесят шагов…
Сорок…
Тридцать… Как кажется, я могу даже различить цвет глаз рослых, крепких молодцев с бритыми до синевы подбородками и пышными вислыми усами, чьи лица частично скрывают польские шишаки…
А после взгляд мой концентрируется на нацеленной в грудь пике ближнего ко мне гусара, чье острие (по внутренним ощущениям) вот-вот вопьется в тело, проломив кирасу!