— А раньше, почему не брал оружие?
— Эко, как ты легко рассуждаешь, сразу видать — военный человек. По — началу советская власть мягко стелила, давая землю крестьянству, нам не за что было на нее жаловаться, но когда стали отбирать в деревнях хлеб, а потом насильно загонять в государственные стойла-колхозы, вот тут — то многие мужики призадумались, да поздно. Забрали у нас все: дома, хозяйство, семьи наши невесть где, а сами мы поражены во всех правах. Повезло еще тем, кого вместе с семьями отправили в ссылку, а мои родные на Полтавщине от голоду померли, меня же арестовали и отправили в Сибирь.
— Да, Лукич, нелегко такое пережить, сочувствую тебе. Ты мне точно скажи, что намерен делать? Зарыться в нору, тогда нам с тобой не по пути.
— Гриша, а ты что предлагаешь, против такой махины разве попрешь? Я не против борьбы с этими гадами, но как ты себе это представляешь?
— Если ты со мной, то будем пробираться в Новосибирск, у меня там надежные люди.
— Это Новониколаевск переименовали в 20-х годах?
— Да, большевикам не понравилось старое название.
— Я видел тебя в деле Гриша, потому принимаю твое приглашение, вдвоем куда сподручнее. Теперь ты скажешь, кто ты?
— Я действующий офицер царской армии, никто меня не увольнял и не лишал воинского звания. После сегодняшней ночи нет смысла ждать от моих соратников по организации каких — либо действий. Кругом идут аресты. Люди бесследно исчезают за стенами НКВД.
Чего мне ждать? Я буду дальше бороться с большевистской заразой. Сегодня я продолжил счет трупам этих нелюдей. Ты умеешь стрелять?
— В своем крае был знатным охотником.
— Вот и замечательно, — Балагурзин протянул ему револьвер, — бей эту сволочь. Меня в действительности зовут Мироном.
— Понимаю, — улыбнулся Михаил, — конспирация.
Они крепко пожали друг другу руки, скрепив свой союз в дальнейшей борьбе против большевиков.
Полмесяца им пришлось пробираться в сторону Новосибирска. После того, как добрались до слияния двух рек: Оби и Томи, они переправились с помощью людей на лодке на левый берег и продолжили свой путь. К концу августа они прошли село Топильники и достигли притока Оби — реки Черной. На другом берегу осталось село Вороново. Только присели передохнуть, как вдруг услышали беспорядочную стрельбу на противоположном берегу. Спрятавшись в густых зарослях, они стали наблюдать за рекой и увидели, как двое мужчин: один был одет в военную форму, но без знаков различия, а другой в гражданскую одежду. Отыскав в камышах лодку, мужики быстро переправлялись на их сторону. Затем Мирон и Михаил заметили, как человек десять НКВД-эшников устремились за беглецами в погоню.
Пришлось подняться в пихтовый лес и занять удобные позиции, а что беглые побегут именно сюда, Мирон был уверен, тайга клином подходила к реке. Когда два человека пробежали мимо, Балагурзин и Берестов открыли прицельный огонь по чекистам. Опешившие от внезапного нападения неизвестных, преследователи залегли и только после того, как двое из них безжизненно распластались на земле, сотрудники НКВД были вынуждены прекратить погоню и спуститься к реке. Мирон поднялся во весь рост и грозно прикрикнул на беглецов:
— Стой! Руки вверх! А ну, граждане хорошие, встали лицом к дереву и быстро отвечайте на вопросы. Вы кто и почему вас преследуют НКВД-эшники?
— Мы только что бежали из-под стражи, недалеко в деревне Михеевка органы НКВД арестовали около сорока человек.
— Кажется, в нашем полку прибыло, — улыбнувшись, сказал Михаил и опустил револьвер.
— Предлагаю углубиться в лес на значительное расстояние, а затем продолжить знакомство, — Мирон обвел всех взглядом.
— Не возражаем, — ответили дружно Илья и Петр, обрадованные внезапным стечением обстоятельств, положительно обернувшихся в их сторону.
— Я знаю тут недалеко землянку, но сначала мы пройдем по ручью, чтобы собаки не нашли нас по следу, там и отсидимся, — предложил Илья.
— Вы значит местные? — спросил Мирон.
— Так точно.
— Ты военный?
— До сегодняшнего дня находился в составе РККА, — ответил Илья, — а тебя это смущает? — Михеев обратил внимание на хмурое выражение лица вооруженного мужчины.
— А ты, как думаешь? — недоверчиво спросил Мирон.
— Ладно, мужики, потом будем выяснять свои политические взгляды, а сейчас бежим в тайгу, — предложил Михаил Берестов.
Четверо мужчин доверившись проводнику — Илье, углубились в пихтовый лес и исчезли за густыми кустами смородины.
Михеев вел группу уверенно, он знал здесь каждую ложбинку, каждый ручей. Сколько раз ему пришлось охотиться в этих краях и с отцом и одному, так что он мог с закрытыми глазами найти любое место. Добравшись до ручья, беглецы сначала напились вволю, а затем долго шли по воде и наконец, добрели до небольшой таежной речки «Лосихи», ее воды текли вглубь непроходимой тайги. Остановились на привал, и первым заговорил Илья:
— Я так понимаю, что вы тоже без еды?
Михаил Берестов снял с плеча котомку, достал сверток и, развернув его, выложил на траву лук, соль и краюху хлеба.
— Да, не густо, — покачал головой Петр.
— Что будем делать? — спросил Илья.
— Сначала расскажи о себе, — предложил Мирон, — судя по твоему откровению и обмундированию, ты служил в Красной армии, и честно говоря, мне с такими не по пути.
— Много ты обо мне знаешь, если взялся судить с ходу, — огрызнулся Илья, — сам — то ты кто будешь?
Мирон вытащил наган и, взведя курок, направил стволом в грудь Михееву Илье.
— Я первый спросил, так что отвечай.
— Э-э, мужики, вы чего распетушились? Мы все сейчас в одном положении находимся, поймают — сразу к стенке поставят без суда, — Берестов пытался одернуть затеявших ссору мужчин.
— Хорошо, я отвечу, — согласился Илья, — до сегодняшнего дня я служил в РККА в звании капитана и никак не предполагал, что мой знакомый снимет с меня все регалии и арестует, как «врага народа».
— Ты можешь толком объяснить, — попросил Мирон.
Михеев Илья рассказал о своих злоключениях, произошедших за последние сутки.
— Так вы оказывается сродные братья, — кивнул Мирон на Петра, — и куда всех арестованных на барже теперь направят?
— В Томск, и боюсь, что всех ожидает, куда суровая участь, чем когда-то вас судили, давая по три, пять лет лагерей.
— Хорошо, — согласился Мирон, — но как нам друг другу доверять? Я душой и телом был предан своему отечеству — России, а ты кому служил? Большевистским вандалам, обратившим русский народ в покорное, советское быдло. Ты сам сейчас сказал, что твой батя до прихода большевистской власти был середняком, и что советы забрали у него все хозяйство, распределив по бедным семьям. Вас же ограбили, а ты пошел служить этим идолам. Теперь ты понимаешь, за что чекисты загребли твоих родных и тебя вместе с ними, вы для них являетесь затаившимися, классовыми врагами. Судя по твоей жизни, ты первый предал свою Родину, и я не могу встать с таким человеком в один строй. Я, конечно, тебе сочувствую, что твоего отца арестовали и многих из вашей деревни, но ты еще не уволен из рядов Красной армии, и мне претит дальше продолжать с тобой общение.
Илья, не споря и, не перебивая Мирона, внимательно выслушал и спокойно, ответил:
— Мирон, ты воевал за царя-батюшку и его отечество, вы — военные, окружающие своего царя, спросили его, за что же он вас предал? Почему в тяжелую годину отрекся не только от престола, а отдал русскую землю на поругание иноземным завоевателям. Вам жилось проще, когда власть была в ваших руках, — Илья выставил руку вперед, не давая себя перебить, — мы в деревнях не особо ощутили смену власти, потому что были слишком далеко от революций. Я пошел служить в армию для трудового народа и с гордостью, что могу быть полезен своей Родине, но, к моему великому сожалению, за годы службы все изменилось. Чуть ли не все руководство армии оказалось немецкими и японскими шпионами, опытные командиры были объявлены врагами народа и расстреляны. Нам, офицерам среднего командного состава, что было делать? Когда руководители партии: Троцкий, Зиновьев, Рыков, Бухарин оказались преступниками, а наши непосредственные командиры армии: Тухачевский, Уборевич, Фельдман, Якир, Эйдеман стали немецкими шпионами.