– Боюсь, – признался лучник. – Но надеюсь, что все обойдется. Ведь бога у них больше нет.
– Ну да, ты сказал, что он принес себя в жертву…
– Миледи, разве Вы не заметили, что мой колчан частично опустел?
– У, – подтвердил Зелорис.
– Что? – Гордислава чуть не поперхнулась от удивления.
– Они считали своим богом ящерицу-переростка, – объяснил Вэй. – Жаль, что малышка Рэй не видела, как я ее убил. Могла бы выйти отличная песня о прекрасном бесстрашном лучнике, сражающим своими стрелами богов!
– Пф, «прекрасном», – издал смешок Зелорис.
– Но это же безумие! – воскликнула северянка.
– Безумие – приносить своих соплеменников в жертву, – возразил Вэй.
– Обнаружив своего бога убитым, кочевники впадут в панику, – сказала Гордислава. – Они могут совершить необдуманные поступки, они будут жить в страхе перед неминуемой смертью, вызванной гневом богов. А если эта ящерица была не одна? Ее сородичи могут разозлиться и напасть на племя…
– Обнаружив своего бога убитым, – медленно произнес лучник, – кочевники поймут, что их боги смертны, что они не всемогущи, что человек может обойтись и без них.
– Как бы не вышло все только хуже!
– Они поклонялись гигантской ящерице. Ящерице! Это практически то же самое, что поклоняться, скажем, нашей Капе.
– У! – воскликнул Зелорис, представив, как его лошади поклоняются толпы людей.
– Эти люди жили так на протяжении тысячи лет, – Гордислава пыталась выдать длительную возмущенную тираду, но Вэй Арэн не дал ей это сделать.
– Хочешь сказать, что они должны продолжать приносить людей в жертву и дальше? – спросил он.
– Нет, – ответила северянка. – Я хочу сказать, что потеря бога может вызвать у них шок и заставить принести еще больше жертв, чтобы загладить свою вину.
– «Загладить вину»? Но ведь их бога убил я, а не они.
– Прекратите спорить, – вмешался Зелорис. – Вэй-Вэй сделал все, что мог. Будем надеяться, что его усилия не пройдут даром.
– Спасибо, братец Зел, – лучник похлопал друга по плечу.
После этого Вэй Арэн снова переключился на пустую болтовню.
Трудно поверить, но в детстве лучник не был таким болтливым. Несмотря на то, что маленькие дети, как правило, очень разговорчивы, трехлетний Вэй говорил не более, чем Зелорис до «Монфридской Охоты», то есть совсем чуть-чуть. Когда в возрасте четырех лет он лишился матери, бабушки и дедушки, а его отец был настолько опечален горем, что практически не обращал внимания на сына, Вэй Арэн чувствовал пустоту. Если бы Бэй Арэн Виндсвиш заметил состояние своего сына, он бы утешил его, но Бэй Арэн не замечал, и Вэю приходилось спасаться самому. Наблюдая за состоянием отца, маленький Вэй решил, что ни за что не заплачет при нем, чтобы не делать отцу еще больнее. Но слезы не слушались ребенка, они текли, не переставая, опустошая мальчика еще больше. Внезапно Вэя охватил жуткий страх: ему представилось, что с каждой слезой из него вытекает жизнь. Вэй Арэн испугался того, что станет с его отцом, если и Вэй покинет его. Чтобы остановить слезы, заглушить страхи и хотя бы как-то заполнить пустоту, Вэй заговорил. Он сидел под большим деревом и безостановочно что-то рассказывал. Кому он это рассказывал, если вокруг него не было никого и ничего, кроме большого дерева, Вэю было неважно, как и то, о чем он говорил. Вскоре Вэй заметил, что когда люди видят, как он разговаривает в одиночестве, они странно на него смотрят. Тогда он стал искать людей, с которыми можно было поговорить. Прохожие улыбались при виде разговорчивого мальчика, Шарлотта всегда внимательно слушала его речи. Когда Вэй не находил людей для общения, он разговаривал с животными. Почему-то люди, которые замечали, как он разговаривал с животными, не считали его странным, как было раньше. Своими разговорами Вэй вылечил отца, заставив вспомнить о сыне. Когда Бэй Арэн Виндсвиш снова стал прежним отцом, таким, каким он был до потери близких, вернулся и прежний Вэй. Забота отца утешила боль и пустоту, а потом ушли и страхи. Вэю больше не было необходимости так много разговаривать, и он снова стал молчать большую часть времени.
Вэй рос тихим и спокойным мальчиком, обладающим большим талантом к стрельбе из лука. Через несколько недель после четырнадцатилетия Вэй Арэн узнал о том, кто стоит за пожаром, унесшим жизнь его матери. Более того, отныне он был вынужден служить Шарлю Эролайну, угрожавшему лишить Вэя и отца. Юноша покорно выполнял указания Мэйринской Маски, а чтобы справиться со свалившимся на него стрессом, снова начал говорить. Вэй заметил, что девочки и девушки с интересом слушают его болтовню, особенно, если он говорит им что-либо приятное. Он понял, что они любят комплименты, улыбаются, когда получают их, поэтому стал стараться чаще радовать их своими словами. Вэй никогда не врал, делая комплименты девушкам, поскольку считал, что обманывая, он станет похожим на Шарля Эролайна. Также Вэй заметил, что мальчики и юноши на его слова обижаются, отчего стал предпочитать по возможности меньше общаться с ними.
Постепенно Вэй свыкся с ролью подручного Шарля Эролайна. К тому времени, даже если бы произошло чудесное избавление от гнета мэра Мэйрина, Вэй Арэн уже не смог бы перестать бесконечно разговаривать. Непрекращающаяся болтовня стала его привычкой.
После того, как Шарль Эролайн запер отца Вэя в неизвестном для него месте, надежды на избавление лучника от привычки не умолкать не осталось.
Несмотря на то, что Вэй ненавидел ложь и говорил только правду, он не позволял себе рассказывать то, что не должно быть рассказано. Ни одной живой душе он не мог позволить узнать, что мэр Мэйрина – Маска Сокрытого Ордена. Еще больше он не мог позволить Мэйринской Маске узнать, что он о нем думает. Безусловно, Вэй знал, что его ненависть к Шарлю Эролайну не была для последнего секретом. Но одно дело знать, что тебя ненавидят, и совсем другое – знать, как тебя ненавидят.
Через некоторое время Шарль Эролайн предоставил Вэю некую свободу, а еще через некоторое время Вэй Арэн встретил друзей. Однако вскоре он был вынужден предать своих друзей по приказу Мэйринской Маски. Он не мог ослушаться, ведь в противном случае потерял бы отца и Шарлотту. Когда Вэй расстался со всеми в Сардигии и вернулся в Веслес, он был в таком состоянии, что даже болтовня не могла ему помочь. Лучник стал молчать, изредка произнося лишь небольшие фразы. Это было не то молчание, которое было присуще Вэю в детстве. Это молчание было наполнено болью. Частично Вэй смог облегчить свои душевные страдания, исповедавшись Зелорису, Рэйне и Гордиславе, когда тех привезли в Мэйрин.
Когда же благодаря Кэрэндрейку его друзья, отец и Шарлотта были освобождены от власти Шарля Эролайна, и более того, когда товарищи предложили продолжить с ними путь, Вэй Арэн был исцелен. Теперь он болтал не потому, что это облегчало его страдания, а всего лишь в силу привычки.
Но сейчас, после встречи с южными кочевниками, под болтовней лучника снова стали скрываться волнение и беспокойство. Он не мог прекратить думать о том, чем закончится его вмешательство в жизнь их племени. Он не мог перестать думать о том, смог ли он остановить традицию жертвоприношения, или же ни в чем неповинных людей снова будут убивать ради выдуманных богов. Вэй Арэн верил в правильность своего поступка, но мысль о том, что существует даже ничтожная вероятность увеличения количества жертв, заставляла его говорить.
На следующий день неумолкающий лучник и уставшие от его болтовни Зелорис и Гордислава прибыли на руины Деларты. Деларта отличалась от Эмин-Алотароса разве что размерами: Эмин-Алотарос занимал территорию в пять раз большую, нежели Деларта. Пейзаж был один и тот же: разрушенные здания, покореженные дороги, земля, усеянная вещами трилунцев.
Гордислава осмотрела город и сделала несколько записей, после чего друзья продолжили путь. Подвесной мост находился на самой окраине города. Несмотря на то, что он выглядел хлипким, все трое без проблем перебрались на ту сторону. Никому из них не хотелось ночевать в городе, который в одночасье лишился всех своих жителей.