— Да, понимаю вас. На под моим командованием находится четыре десантника. Вы можете использовать их.
Я перевёл взгляд на четыре закованные с металл фигуры.
— Только при их добровольном согласии.
— Мы согласны. — Ответил один из четвёрки. — Если бы мы могли продемонстрировать такое на поле боя, то враги уже молили бы о перемирии.
— Тогда нам нужно подготовиться. Через час я смогу продемонстрировать вам, как простой человек может стать бессмертным.
На этом мы расстались. Советник с сопровождающими отправился отдыхать, а мне предстояло организовать красочное шоу. Конечно же, я не собирался давать этим людям военной версии. С них хватит и гражданской. Разве что стоило вложить способность применять десяток заклинаний. Назовём это полицейской версией.
Дальнейшее можно не описывать. Я превратил четырёх людей во вритрас и устроил ещё одну демонстрацию их новых способностей. После этого было принято решение отвезти меня на курьерском корабле на планету, где сейчас заседал Совет Мудрецов. Я уже получил от этой станции всё, что мог, так что согласился. Разве что настоял на своём сопровождении телохранителями. Наконец, я погрузился на корабль, прихватив с собой «походный набор» оборудования и сотню кристаллов, после чего мы отправились в полёт.
Планета Нибиру встретила нас ощетинившимся флотом, который несколько часов выяснял, кто мы такие и откуда взялись. Каждый прибывающий корабль сканировался всеми доступными способами и держался в карантине. Как объяснил мне советник, это было защитой от нападений всякой нелюди под видом гражданских. Больше всего проблем доставляли некроманты, делающие из людей нежить, способную обращать жертв в себе подобных через укус.
Нас, кстати, сканеры опознали как людей. Такая мелочь, как эмуляция строения человеческого тела и ауры была базовой функцией. Продемонстрированная ранее заключённым «смерть» была результатом работы этой эмуляции. Приземлившись на планете, мы ещё раз прошли сканирование, идентификацию личности и так далее, после чего меня с телохранителями поселили в одном из подземных бункеров. Похоже, дела тут и вправду идут не очень.
Джон Доу рекомендовал мне никому не рассказывать о своём изобретении до начала официальной презентации. Шпионы других рас так и шныряли вокруг, и никакая контрразведка не могла дать гарантии сохранения режима секретности.
Три дня мы провели в бункере, большую часть времени смотря новости о последних событиях. Человеческая цивилизация и вправду выглядела так, будто находится на последнем издыхании. Промышленность не справлялась с нагрузкой, экипажи космических истребителей комплектовались рекрутированными операторами космических шахтёрских кораблей, а в десант шли зелёные новобранцы, из которых первый бой переживали трое из десяти.
Наконец, нас пригласили на мероприятие, где мы должны были продемонстрировать результаты нашей работы. Я ожидал увидеть большой зал, наполненный сотнями людей, но нас встречала пара десятков человек, среди которых я заметил Пападопулоса и Ригертштайна. Спустя десять минут к ним присоединился Доу, после чего началась основная программа выступлений.
Как оказалось, в аудитории также присутствовали трое остальных игроков, которых я буквально почуял, как только они приблизились на расстояние в несколько километров. Возможно, так работала способность, дарованная Судьёй. Мне определили выступать последним, так что я с удобством устроился в кресле и настроился громко хохотать в нужные моменты.
Первым проектом была концепция строительства космических кораблей, где воспроизводился полный жизненный цикл человечества. То есть речь шла о замкнутой биосфере, способной поддерживать жизнь порядка миллиона людей. Предполагалось построить сотни таких кораблей и свалить из негостеприимной галактики куда подальше. О судьбе тех, кому не хватит места на кораблях, автор идеи предпочёл не распространяться. Он лишь отметил, что попадут туда лучшие из лучших — цвет человечества, достойный принести плод вечного прозябания в космическом вакууме.
Энтузиазма этот проект не вызвал. Подобные корабли строились и до этого. Уважение вызывал лишь масштаб этих исполинов. Но вместе с тем, чем больше корабль — тем сложнее его защитить. Так что даже шансы на то, что удастся построить хоть один корабль в текущих условиях были небольшими.
Второй проект был реализован любителем терминаторов. Именно так он назвал своё творение — полностью автономных роботов, способных нести любовь к человечеству во все уголки галактики. Я от такого наглого плагиата просто рассмеялся, вызвав гневные взгляды любителя робототехники.
Во время сессии вопросов-ответов я даже спросил: какова вероятность возникновения восстания машин, и есть ли у противников аналогичные системы? На первый вопрос последовало неубедительное отрицание такой возможности, а на второй ответил эксперт Совета по вооружениям, который рассказал о целой расе разумных роботов, которые находились в мировом рейтинге ещё ниже людей. Ведь им была недоступна магия. Наши творения сумрачного тектонского гения сами магией не владели, но хоть имели защиту от простейших заклинаний.
Больше всего автор данного проекта напирал на возможность строительства полностью автономных заводов, способных завалить роботами всех врагов. Но мой вопрос о восстании посеял необходимые сомнения в сердцах слушателей, так что особой конкуренции я тут не ожидал.
Третий проект был крайне неожиданным. В чём-то он повторял первый. Основной концепцией тоже был побег, но реализован он был в куда больших масштабах. Автор предлагал ни много, ни мало отгородить себе кусок космического пространства неразрушимым силовым щитом и жить в этом огрызке Вселенной, не парясь о том, что происходит за его пределами.
Как ни странно, этот вариант советникам понравился довольно сильно. В первую очередь тем, что он позволял сохранить статус-кво. Вся структура власти и общества оставалась без изменений. Только убирался фактор внешней угрозы. Пришлось мне разбить эти розовые мечты своими каверзными вопросами.
— Вы говорили о том, что щиты фактически вырежут часть пространства, создав новую метавселенную. — Обратился я с вопросом к третьей фигуре. Звали его Кира Ксенакис, и судя по жирной морде, он являлся родственником Пападопулоса.
— Да, это так. Это даёт гарантию, что никто и ничто не сможет пройти через этот барьер. — Объяснил активно потеющий кандидат в победители.
— Но ведь известно, что пространство постоянно расширяется. Как повлияет на жизнь этой вселенной отсутствие обратного давления окружающего пространства.
— Ну… — Глаза Ксенакиса забегали по сторонам, ища поддержки среди публики. — Это зависит от объёма изолированного пространства. Согласно формулам Чандравишну…
— Сколько конкретно времени мы сможем прожить, находясь внутри? — Прервал я его.
— Довольно долго. Больше ста тысяч лет.
— А мне почему-то кажется, что даже меньше ста лет. — Победно ухмыльнулся я. — Думаю, это стоит проверить независимым экспертам. Да и подобная судьба — это фактически способ гарантированно самоуничтожиться. Я бы не назвал такой подход спасением.
Гул обсуждения заполнил зал, а Кира Ксенакис принялся ещё больше потеть, хотя температура в помещении не превышала двадцати градусов. Довольно прохладно, как по мне.
— Совет поручит изучить материалы третьего проекта независимой группе экспертов. — Наконец изрёк один из членов Совета. — Давайте перейдём к четвёртому проекту. Его автор наиболее преуспел в каверзных вопросах, и мне хотелось бы увидеть, что он сам может предложить.
— Уважаемые мудрецы, — обратился я к присутствующим с заготовленной речью, — человечество столкнулось с серьёзной проблемой при попытке конкурировать с другими расами за место в галактике. Как вы все прекрасно знаете, жизнь во Вселенной подчинена простому правилу — выживает сильнейший. Или другими словами, самый приспособленный. Жизнь основана на эволюции, и живые существа вынуждены приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам. Нам тоже нужно измениться — эволюционировать в высшую форму жизни, которая установит контроль над всей галактикой. Миллионы лет люди приспосабливались к изменениям в окружающем мире. Но сейчас, в век космических технологий изменения происходят слишком быстро. Поэтому, мы должны совершить эволюционный скачок, основываясь не на нашем ограниченном теле, а на гордости нашего вида — разуме.