Кристина подошла к помосту, стуча каблуками по полу. Генрих, как всегда, сидел на высоком хозяйском месте, но сегодня для Рихарда поставили не менее высокий стул, и сейчас они были на равных. Рихард весь сиял, и в прямом, и в переносном смысле: его золотой коллар был украшен изумрудами, на пальцах, сжимавших нож, виднелось несколько колец, хотя обычно юноша их не носил; светло-серый праздничный дублет радовал глаз золотой искусной вышивкой на груди и манжетах. Юноша улыбался, но при этом в глазах его читалось некоторое волнение: видимо, он уже не ожидал её возвращения и теперь, когда она таки пришла, всё ещё не мог поверить.
Хельмут сидел по правую руку от него, на стуле чуть пониже, тоже донельзя нарядный и довольный, и София рядом с ним буквально светилась красотой. А когда Кристина наконец поймала взгляд Генриха, то невольно расплылась в улыбке, хотя до последнего пыталась сохранить серьёзность и суровость.
Она бросила стяг со знаменем Хенвальдов перед помостом. Древко застучало по полу. Если до этого в зале ещё велись какие-то тихие беседы, слышался негромкий шёпот, то сейчас затихло всё, повисла абсолютная тишина, и ничто, даже треск поленьев в очагах, не могло её нарушить.
— Восстание подавлено, милорд, — громко сказала Кристина и поклонилась.