— Наоборот, не возмутит ли графа Ульриха то, именно вы поведёте войско, призванное подавить его мятеж? — тихо спросила София встревоженным голосом, сжав пальцами ткань своего лилового платья.
— Я хочу дать ему понять, что я иду не воевать, а мирно поговорить, — отозвалась Кристина.
На самом деле странное, доселе незнакомое чувство вдруг закралось в её душу, и она поняла, что имя ему — тщеславие. Она очень хотела проявить себя, показать, чего стоит. Во время прошлой войны ничего подобного не наблюдалось, даже напротив — Кристина то и дело ощущала приступы беспомощности и самоненависти, чувство вины грызло её душу, а самооценка упала куда-то на морское дно. Желания как-то проявить себя тогда тоже не было, Кристина хотела лишь отвоевать свою землю и вернуть ей свободу. А тут… да как смеют эти Хенвальды пренебрежительно к ней относиться? Теперь она — их законная правительница наравне с Генрихом, они не могут не признавать её! Она не какая-то там чужеземка, она — такая же драффарийка, как и они, она не захватывала силой их землю, а получила власть над ней в результате мирного союза.
Подобные мысли, возмущение и неприязнь и вызвали в ней это столь странное чувство гордыни.
Кристина напряглась, стиснула подлокотники кресла, заскрежетала зубами, чтобы сдержать столь неуместные сейчас эмоции. Но, кажется, в зале никто и не заметил этого внезапного возмущения, на мгновение вспыхнувшего в её серо-голубых глазах.
Генрих размышлял молча, не глядя ни на кого, — казалось, что противоположная стена зала его интересовала сильнее, чем все присутствующие здесь. Но Кристина понимала, что он смотрел вовсе не на стену, а куда-то в пустоту, в неизвестность, взвешивая все «за» и «против». Она понимала его сомнения и беспокойства, понимала, что он уже много раз пожалел о том, что когда-то позволил ей отправиться с ним на прошлую войну… Но понимала она и то, что муж не сомневался в ней как в воительнице. Он знал, что ей можно доверить оружие и войско, поэтому не мог сейчас сразу принять решение.
— Ну хорошо, миледи, — вдруг заговорил Генрих — он повернулся к ней лицом, чуть приподнявшись на троне и улыбнувшись. В зале зашевелились: Рихард покачал головой, Хельмут закатил глаза, а София отчего-то улыбнулась. — Возьмите войско и остановите мятеж Хенвальдов. Но всё же я думаю, что командовать армией, пусть и небольшой, в одиночестве вам будет несколько трудно. — Почувствовав крошечный укол обиды, Кристина, тем не менее, признавала его правоту. — С вами поедет капитан Герхард Больдт, вы сами знаете, какой это опытный и отважный человек, ему можно доверять, и он всегда даёт хорошие советы. — Кристина согласно кивнула, не сказав больше ни слова, и Генрих встал: — Спасибо, господа… и дамы, — добавил он, явно ещё не привыкший к тому, что на военных советах последнее время стало больше женщин. — На сегодня пока всё.
У дверей Кристину внезапно остановил Рихард — из зала вышли почти все, кроме них двоих. Юноша выглядел взволнованным и даже несколько растерянным, будто то, что было сегодня сказано на совете, его напугало.
— Миледи, я не стал просить разрешения у брата, потому что и так знаю, что он ответит… — начал Рихард, пряча глаза. — Но я спрошу у вас. — Он бросил взгляд на коридор, ведущий из зала, и, убедившись, что его уже никто не услышит, исправил: — У тебя. Могу ли я отправиться в поход с тобой?
Кристина сама попросила его называть её на «ты» ещё до её свадьбы с Генрихом, хотя Рихард иногда забывал об этом.
— Тебе же…
— Уже вот-вот исполнится восемнадцать, — радостно прервал её он, улыбнувшись.
Кристина оглядела его с ног до головы. Рихард, в отличие от Вольфганга, был очень похожим на своего старшего брата: такие же зелёные глаза и тёмно-русые волосы, выдающиеся скулы и высокий рост — в свои неполные восемнадцать юноша был выше Кристины почти на голову. Он был очень отважным и ответственным — Хельмут, у которого Рихард служил оруженосцем, не раз это подтверждал.
— Я помню, что у тебя скоро именины, — улыбнулась она. — Вы с его светлостью и его супругой поэтому сюда и приехали, верно?
— Ну да, это я его уговорил, — хмыкнул Рихард. Он завёл руки за спину и начал переминаться с ноги на ногу, будто не вёл непосредственный разговор с женой брата, а отвечал невыученный урок. — Мне хотелось встретить совершеннолетие дома, и было бы здорово, если бы и в рыцари меня посвятили здесь… Его светлость не возражал.
«И слава Богу», — подумала Кристина: присутствие Хельмута в столь непростой ситуации было как нельзя кстати. Несмотря на свою заносчивость и высокомерие, барон Штольц был отличным воином и часто на военных советах подавал неплохие идеи. Да и после свадьбы с Софией, в девичестве баронессой Даррендорф, он спеси поубавил, стал меньше выделываться, прекратил отпускать язвительные подколы и неприличные шутки.