— Здравствуй, — улыбнулась подруге Кристина.
Рыжеволосая баронесса вздрогнула, будто сильно испугалась её голоса, но тоже смогла выдавить из себя улыбку. Однако даже в полутьме коридора легко было заметить, что в глазах у Софии тлела странная печаль, вот-вот готовая вырваться из неё горькими слезами.
— Всё в порядке? — тут же поинтересовалась Кристина с тревогой в голосе.
— Д-да, просто… — София сглотнула. — Вы наверняка завтра уедете рано, и я хотела пожелать вам удачи сейчас.
Несмотря на давнюю дружбу, у Кристины не вышло отучить девушку называть её, подругу и родственницу, на «вы». Наверное, сыграла роль разница в возрасте — Софии ещё не исполнилось девятнадцати, а Кристине было уже двадцать шесть, и она сама благодаря этой разнице всегда относилась к подруге покровительственно и участливо как единственная оставшаяся в живых старшая родственница.
— Не беспокойся за меня. — Она приобняла Софию за плечи. — Этот поход не сравнится с той, предыдущей войной, поверь мне. Я уверена, что всё разрешится быстро и почти без потерь.
— Сложно не беспокоиться, — вздохнула девушка.
— Ну чего ты так расстроилась? Твой Хельмут со мной не едет, останется здесь, с тобой. А обо мне не переживай.
— А вдруг… вдруг ничего не получится?
Ясное дело, что будет, если ничего не получится. Восстание разрастётся, словно лесной пожар, охватит весь Бьёльн, превратится в новую гражданскую войну… Придётся разрабатывать сложную стратегию, собирать войска в Нолде, чтобы подавить все очаги мятежа, взяв численным превосходством. А потом ещё несколько месяцев разбираться с последствиями, восстанавливая как разрушенные в ходе войны замки, города и деревни, так и собственную репутацию.
Кристина незаметно вздохнула, подумав об этом, но голос её зазвучал звонко и уверенно:
— Всё получится, главное, не падать духом. На нашей стороне правда и закон. — Она кивнула на дверь, ведущую в детскую. — Пойдём, поможешь мне Джеймса уложить.
София вдруг округлила глаза, отпрянула, невольно сбрасывая ладонь Кристины с плеча, и едва не споткнулась, запутавшись в длинном подоле своего платья. Слава Богу, женщина вовремя успела ухватить её за предплечье и тем самым спасла от падения.
— Нет, не стоит, я не… я не умею, у меня же своих нет! — залепетала София и с мольбой взглянула на Кристину.
— Ничего, это неважно, пойдём, — усмехнулась та, открыла дверь и кое-как протолкнула туда подругу.
Комнатка Джеймса (Кристина решила, что он должен жить отдельно от сына Вольфганга и Луизы, и распорядилась обустроить для него свою детскую) была небольшой, но очень уютной. Деревянная кроватка-качка стояла у окна, зашторенного светло-синими занавесками, весь пол был застелен большим мягким ковром заморского производства, возле двери стоял ящик с игрушками, а возле противоположной стены располагалась выкрашенная белой краской скамья — чтобы уставшей маме или няне можно было присесть, качая кроватку или играя с малышом.
В детской сейчас находилась лишь кормилица Джеймса, тридцатилетняя Авелина. Она держала мальчика на руках, чуть покачивая его, а тот едва слышно плакал, явно готовясь зарыдать по-настоящему.
— Не наелся? — встревожилась Кристина, подходя к Авелине. София же замерла в дверном проёме.
— Вроде наелся, мледи, грудь больше не берёт, но чего-то хнычет… — пожала плечами кормилица. — Пелёнки я ему поменяла, осталось только уложить.
Кристина приняла от неё на руки большой свёрток одеял и пелёнок, посреди которых виднелось залитое слезами личико Джеймса-младшего. Женщина тут же поцеловала его, прижала к себе, надеясь, что ощущение материнского присутствия, тепла и любви его успокоит. Молча кивнула Авелине, и та, сделав неумелый реверанс сначала самой Кристине, а потом освободившей проход Софии, быстро удалилась.
— Ну что, маленький мой, будем ложиться? — Кристина чуть отстранила от себя младенца, отчего он заревел уже громче. — Зайчонок, надо спать, — улыбнулась она.
Услышала сзади шаги — София несмело подошла к ней, приглядываясь, будто хотела рассмотреть в мальчике что-то необычное. Во взгляде её плескались тем временем совершенно разные эмоции — от умиления и явного интереса до глубокой, болезненной печали.
— Какие глаза у него красивые, — заметила она вдруг.
— Да, необычно получилось, — хмыкнула Кристина, будто они с Генрихом, вообще-то, изначально планировали сделать просто зеленоглазого ребёнка, в отца, но случайно что-то пошло не так, и один глаз внезапно приобрёл серый цвет. Впрочем, объяснение этому было: у матери Кристины, леди Лилиан, были серые глаза, и Джеймс мог унаследовать цвет именно от бабки. — Хочешь подержать? — предложила она, и София отпрянула.