…Тигр всё-таки бросился первым — не прыгнул, а именно бросился, взмахнув лапой, на которой выросли разом четыре страшных, чуть изогнутых трёхгранных когтя. Я рванулся в сторону, прыжком спас ноги от второй лапы и тут же, приземлившись, вновь прыгнул — ещё дальше в сторону, потому что страшные клыки сверкнули у моего паха. Почти тут же я выпадом раскроил тигру нос, и кровь закапала с его клыков — его же кровь. Шарахнувшись вбок, он фыркнул и замотал головой. Я метнулся вперёд, но удар оказался неудачным — тигр очень быстро развернулся, и хиршфенгер вместо того, чтобы перерубить ему крестец, рассёк залившуюся алым рыжую шкуру. Тигр отплатил мне тут же. Он всего лишь зацепил меня когтем — по левому бедру снаружи — и кровь хлынула на глину, расплываясь чёрными пятнами. Следующий удар лапы выпустил бы мне кишки, но я отскочил и удачно рубанул по этой самой лапе — остриё ударилось в кость, и саблезуб, поджав лапу, захрипел от злости и боли.
Тогда я рванулся вперёд, держа хиршфенгер обеими руками для укола. Лезвие вошло точно под левую лапу.
Тигр дёрнулся, отшвыривая меня прочь. Я прокатился по глине, ссаживая локти, колени и ладони, вскочил…
Тигр умирал. Разинув пасть, он выплёвывал кровь, одновременно когтями пытаясь достать палаш, сидящий под лапой. Потом — закашлялся, выгнул спину… и рухнул на бок. Скребнул задними лапами.
Всё. Кровь ещё продолжала течь из настии, но уже просто вялым ручейком.
Я подскочил к нему и, наступив ногой на ещё тёплый, ещё живой бок, вырвал оружие. На миг кровь хлынула из пасти сильней, но и только.
— Цирк кончился, — пробормотал я, ладонью затирая рану от когтя, — начинается театр драмы… Ну, что притихли? — поинтересовался я уже у негров и громко. — Кто заберёт у мня палаш?
Кажется, никому не хотелось этого делать, никто и не стремился. Но и растерянными они не выглядели.
Странно.
Снова какое-то движения я уловил за спиной. Слона они сюда решили спустить, что ли?
Но это была всего лишь удобная приставная лестница, по которой спускался…
…Я даже заморгал. В окружении того, что было рядом, фигура, с пыхтением сползавшая про лестнице, выглядела комичной и нелепой. Я продолжал моргать. Этот персонаж, ничуть не напоминавший негра, очень походил на короля Дуляриса из любимого мной фильма «Полёт в страну чудовищ» — какое-то полосатое балахонистое одеяние, длинный вислый нос, вывернутые губы, маленькие глазки… Только Дулярис был высоким и тощим, а этот — низеньким и толстым. Даже на расстоянии я ощущал противный запах пота.
— Ффухх… — сказал толстяк, промокая лоб рукавом. Не негр… кто такой? Сейчас я сам походил на зверя, не понимающего, чего ожидать от нового существа. — Ну хватит, я тебя беру, — махнул рукой толстяк, безбоязненно чапая ко мне. — Бросай палаш.
Меня поразило даже не то, что он говорит по-русски. Куда более странным был беззаботный тон, которым он требовал от меня бросить оружие.
Я усмехнулся и послал палаш по дуге — ему в правое плечо, чтобы отвалить весь верх жирного тела — с головой и левыми плечом и рукой — как краюху хлеба.
Мне показалось, будто я всем телом врезался в обтянутую резиной стальную дверь. И, проваливаясь в темноту, я ещё успел заметить гаснущим сознанием совершенно странную, невозможную здесь вещь.
Пояс. Пояс, который был почти скрыт складками одеяния толстяка.
Пояс из квадратных, металлически-зеркальных секций на гибкой основе.
Мозги тоже можно перегрузить.
Этот толстенький типчик, кто бы он ни был, мог не трудиться заковывать меня в хитро соединённые вместе ручные и ножные кандалы — блестящие, похожие на какие-то злые игрушки. Во-первых, когда я пришёл в себя, у меня страшно ломило позвоночник. А во-вторых, я лежал в открытом кузове приземистого автомобиля-пикапа, нёсшегося по очень хорошей асфальтовой дороге в окружении деревьев красивого парка. Именно парка, не леса. Иногда навстречу проскакивали такие же автомобили. За деревьями мелькали фигуры в широких одеждах, слышались звуки веселья, музыка. Я отключился. Не потерял сознания, а просто перестал воспринимать окружающее, тупо глядя перед собой. Мне стало глубоко наплевать на происходящее. В какие-то несколько минут рухнула картина мира, которую я тщательно и непротиворечиво выстраивал больше трёх лет. Если бы автомобиль сейчас въехал на территорию, скажем, Трафальгарской Площади, как с фотки в учебнике — я бы и не ворохнулся. Обрывки мыслей-догадок о происходящем лениво странствовали в голове, особо не напрягая парализованный мозг.