Чуть ответственнее, быть может? Или чуть смелее?
Откуда-то сбоку, будто с бекстейджа, вылетела чертовски злая светловолосая девушка в черном платье, кинула на стойку банковскую карту.
— Да пошел он! Алекс, налей мне чего покрепче!
Основной свет в баре приглушили, а небольшую сцену, годную разве что для акустических выступлений, наоборот, мягко осветили. Зрители, сжимая в руках бокалы с выпивкой, двинулись поближе. А когда с бекстейджа, под аплодисменты, потянулись музыканты, я залпом допила остатки коктейля.
— Повторить? — крикнула мне бармен.
Я кивнула и развернулась к сцене, наблюдая, как последним к достопочтенной публике вышел молодой мужчина в ярко-розовой рубашке и черных брюках, откинул со лба вьющиеся волосы и обвел взглядом присутствующих. Улыбнулся, широко и глянцево, хоть сейчас на обложку журнала по стоматологии.
Девушка, просившая налить ей чего покрепче, зло выругалась.
И я узнала это лицо, бесконечно мелькавшее в Интернете, в «желтой» прессе, на телеканалах последние шесть лет.
Этот город всегда был полон звезд различной величины и популярности, и я принимала его таким, какой он есть — городом надежд и разбитых сердец, которыми были вымощены его тротуары. Обиталищем звезд и простых людей, городом, предпочитавшим красоту простым человеческим качествам, но находившим счастье даже тем, кто его не искал. В город на сияющих огнями голливудских холмах тянулись многие и многие, и Гарри Стайлс, имя которого знала любая школьница, не был исключением.
Никогда не думала, что встречу его, да ещё и в день собственной свадьбы.
Гарри устроился на высокий стул, подладил микрофон под свой рост и снова улыбнулся.
— Всем привет, — его низкий, глубокий голос разнесся по залу. — Сегодня мы празднуем день рождения Джеффри Азоффа, моего, а, возможно, что и вашего близкого друга. И, хотя я не планировал выступать, отказать Джеффу довольно сложно, особенно если он ещё и ваш менеджер.
Чудесно, я случайно попала на чужой день рождения. Остается надеяться, что меня не заметят. Разумеется, я слышала о Джеффе Азоффе. Трудно было не знать его, если восемь лет работаешь в сфере шоу-бизнеса и развлечений.
Шутка Гарри, вообще-то, была так себе, но все заулыбались. Мне смеяться не хотелось, и я вернулась к своему коктейлю, который как раз поставила передо мной Алекс. Не знаю, что она добавила туда, но напоить меня и без того не составляло большого труда, а теперь, после целого дня голодовки, меня слегка повело даже после одного бокала.
Мне думалось, там был мятный ликер.
И, пожалуй, пить вторую порцию пока не стоит. Я вернула стакан на стойку, а, когда подняла взгляд на сцену, то увидела, что Гарри смотрит со сцены прямо на меня. Я оглянулась, чтобы понять, кого он может видеть за моей спиной, но блондинка уже ушла, и теперь в баре никого не было.
Кроме меня.
— И даже если сегодня вечером у нас есть неожиданные гости, — заметил Гарри, — то я им рад. Уверен, что и Джефф тоже. Ну, что, все готовы послушать музыку? Любимая песня именинника, между прочим.
Выскочивший откуда-то сбоку сотрудник клуба подал ему гитару.
Я мало знала о Гарри Стайлсе, хотя многие девчонки из журнала, где я работала, с упоением обсуждали его личную жизнь и его сольную карьеру — правда, в гораздо меньшей степени. О его сольном творчестве я и вовсе не имела никакого представления, предпочитая слушать что-нибудь менее раскрученное и мейнстримовое и отлично осознавая, что это попахивало снобизмом. Но всё это не имело никакого значения, когда он взял первые аккорды, касаясь пальцами гитарных струн, и мой мир снесло, как волна сметает незадачливых сёрферов, заставляя захлебываться солёной водой.
Голос Гарри пробирался ко мне в голову, заглушая материнские причитания и ядовитое чувство вины. Он шептал, что все мы — всего лишь призраки на чьем-то пути, призраки друг для друга, забывшие, что значит дышать. Рассказывающие одни и те же истории снова и снова, поверившие в них заново. Мечтающие снова научиться слушать свое сердце. Призраки, для которых всё еще есть надежда.
Чужие слова, застревающие в памяти и в сердце. Я не знала, что думали и чувствовали другие, слушавшие Гарри с таким же вниманием, но для меня каждое его слово отзывалось нефантомной болью за ребрами. Дороги никогда не разворачивались передо мной и не приводили меня в нужное место, да и вообще я была топографической кретинкой — что произошло сегодня? Что привело меня в Three Clubs, где я сижу у бара и пытаюсь не ронять слезы в коктейль?
Горло сдавливало невидимой рукой, так, что я всерьез боялась, что не смогу дышать. Я смотрела на незнакомое, хоть и сто раз виденное на фотографиях, лицо, освещаемое мягким сценическим светом, и меня отпускало.
Я вспоминала, что это значит — чувствовать, как бьется твое сердце, а не относиться к этому, как чему-то само собой разумеющемуся. И я думала, что, возможно, я именно там, где и должна была быть сегодня. Это было странное чувство.
Незнакомое.
— Спасибо, спасибо, — со смехом произнес Гарри в ответ на аплодисменты. — Вы бы лучше имениннику хлопали, а я так, мимо проходил. Вон тому имениннику, который любит фильмы из восьмидесятых и музыку шестидесятых, хотя во времена Битлз он ещё и не родился. Так что у меня есть для него подарок, — он поправил ремень от гитары, постучал пальцем по микрофону, обращая на себя внимание гостей, отвлекшихся на сидевшего на диванчике Джеффа. — Для него и для всех, кому сегодня грустно. Да простит меня Суэйзи, я честно не хотел, меня заставили!
Нет, его голос вовсе не походил на голос Патрика Суэйзи (а уж «Грязные танцы» я засмотрела в детстве до дыр). Нет, я не почувствовала себя Бейби, да и своего Джонни у меня больше (никогда) не было. Но я позволила себе закрыть глаза и просто слушать музыку, мягко касающуюся меня кончиками невидимых пальцев. Позволила слезам скатиться по щекам вниз и замереть в уголках губ.
Feel her breath on my face,
Her body close to me.
Can’t look in her eyes,
She’s out of my league…
Всё, что случилось со мной, уходило, исчезало, испарялось. Всё уносило ветром, чистым и неизменным. И я почувствовала, как горечь, сжимающая сердце, потихоньку отпускает, возвращая мне свободу.
Just a fool to believe
I have anything she needs —
She’s like the wind…
Гарри собирался петь что-то ещё, но я, оставив свой так и не тронутый коктейль на стойке, всё же направилась на поиски туалета. Мне было необходимо умыться и прийти в себя.
Я умылась, окончательно смывая остатки былой роскоши с глаз (ни одна водостойкая тушь не выдержит столько умываний за день), но не хотела так быстро возвращаться в небольшой, полный лощеных звезд и гостей зал. Я смутно ощущала, что мне там не место. Конечно, Эмма хотела как лучше, когда пригласила меня в Three Clubs (наверное, я выглядела совсем уж несчастной), но там было слишком много неискренних слов и змеиных улыбок, остающихся на коже липкой пленкой, даже если они были обращены не ко мне.
Я весь день крутила произошедшее то так, то эдак, доводя себя до истерики, слез и непреходящего чувства вины, а теперь она раскрылась передо мной со всей пугающей ясностью. Я была неискренна с Патриком, он был неискренен со мной, и ситуация разрешилась единственным способом, который возможен, когда двое людей путаются в паутине собственного вранья, как мухи, и этому нет ни конца, ни края. Мне хотелось чего-то настоящего, и настоящее пришло ко мне, пусть и таким необычным способом.
Возможно, Гарри Стайлс не всегда был искренним, и уж точно — не всегда был самим собой, но почему-то я была уверена, что только не сегодня.
Выйдя из туалета, я не вернулась обратно в зал. Мое внимание привлекли стеклянные раздвижные двери. За ними смутно маячил чей-то силуэт. Наверняка это была курилка для гостей вечеринки, и я подумала, что, наверное, имею право выкурить сигарету-другую в день, когда моя жизнь зачем-то заложила вираж, как на «русских горках».