Кое-как развязав узел, который то ли замерз, то ли я слишком перестаралась с завязыванием, я достала копченное мясо. Скажу одно, холодное, почти без пряностей мясо, вовсе не вызывало отвращения, но я, скорее, жевала его на автомате, почему-то опять напевая песню пресловутого G-Dragonа, будь ему там пусто. Где там? В Сеуле? А я где? Я остановилась, переваривая информацию, а ее было хоть отбавляй. Что такое Сеул и с чем его едят, и почему этому певцу жить в выдуманной стране? Бред какой-то. Может, у него такой имидж, что он тем самым говорит, что он не от мира сего? Какая мне, к черту разница, живет он в выдуманной стране или живет в Шире, мне от этого должно быть ни холодно, ни жарко. В Шире?
Ноги уже не несли, и от мозгового штурма, который не принес ничего, кроме головной боли, я рухнула на снег, чуть ли не сломав ноги. Я просидела достаточно долго, чтобы даже сквозь плащ холод начал пробираться ко мне и щипать пятую точку, но двигаться отказывало все мое естество. И не только по причине усталости, а по той причине, что у меня куча вопросов, на которые я никак не могла найти ответов. Почему какие-то слова, местоположения, люди, кажутся мне выдуманными, хотя некоторых я точно видела, в некоторых местах я точно была, но все кажется таким неестественным. Почему мне кажется, что я реально рехнулась, поехала головой, что в ней появляются такие странные мысли, такие непонятные и необъяснимые вещи.
— Мама, пожалуйста, — пробурчала я, понимая, что волшебное слово «мама» отчего-то больше не приносит должного эффекта, словно бы оно ничего не означает, лишенное смысла, лишенное существования слово, которым люди часто бросаются, которое не имеет серьезной основы. Просто слово, но почему так пусто?
— Мамы здесь нет.
— Мама, — да, я закричала, и да, у меня сорвался голос, но кому какое дело. Интересно, а получить сердечный приступ мне, человеку, не достигшему даже тридцати лет, возможно? Видимо да, потому что сердце сжалось, пропустив херову тучу ударов. Эльфы! Нет мне от них спасения. Но сейчас, именно сейчас, когда было темно, когда было холодно и когда упоминание о матери не принесло должного результата, я была рада их видеть.
— Встань, ты простудишься.
— Не могу, я застряла, — хрипнула я, откашливаясь, знатно я крикнула-то, может даже и медведи проснулись? Куруфин, которому, кажется и снег был не по чем, либо я просто плохо вижу в темноте, быстро подошел ко мне, схватив за шкирку и рывком поднял. Попробуй тут пискнуть. — Вы меня снова закуете в кандалы?
— А ты хочешь?
— Нет. Я хочу домой.
— Это я понял. Вот только у тебя нет дома.
— У вас плохое чувство юмора. Дом есть у всех, — инстинктивно я придвинулась к эльфу, от которого веяло теплом и еще чем-то приятным, я пока не разобрала. Почему я, которая бежала от них, сейчас так рада, что он рядом, рада, что именно он последовал за мной, рада, что он снова отведет меня в тюрьму. Неужели я свыклась с ролью пленницы.
— Ты не пленница.
— Что?
— Ты прекрасно слышала.
— Я-то слышала, но как ты узнал о том, о чем я думала.
— Я — эльда, мне многое известно.
— Неисчерпывающий ответ, и мне становится страшно. Ты всегда читаешь мысли? Хотя, нет, не отвечай, это очень и очень жутко. Тебе вот не стыдно так врываться в чужие мысли. Нет, молчи! Или не стыдно следить за мной, не стыдно сейчас ничего не говорить, не стыдно вообще вести себя подобным образом?
— Сначала, успокойся. Далее ты сама мне говорила, что бы я молчал, а вести себя подобным образом, уж, извини, но ради момента я не собираюсь вести себя иначе.
— Ради какого момента?
— Ради такого, что ты думаешь, что сейчас все иначе и можешь себе позволить быть рядом со мной, когда тебя не сковывают стены замка, когда на тебе нет кандалов и ты не чувствуешь себя пленницей, что ошибочно. Когда думаешь, что смена места поможет воспринять тебе ситуацию иным образом или же случится то, чего не случилось бы в обычной обстановке.
— Я тебя сейчас стукну.
— И, да, ты позволяешь себе высказывания, какие бы не позволила себе в замке. Думаю, я не ошибаюсь.
— Зачем ты здесь?
— Зачем ты здесь?
— Я убегаю от вас и направлюсь домой.
— Нет, зачем ты здесь, в Средиземье? — можно ли оглохнуть от простого предложения, от простого тембра голоса, приятного, смею заметить, но тем не менее. Можно ли оглохнуть от тишины, которая образовалась после его слов. Нет, я, конечно понимала, что эльфы — это что-то нереальное, но смирилась с тем, что встретилась с ними, но то, что он сказал, странно отразилось на мне. Я икнула и посмотрела на него, пытаясь, да блин, даже и не знаю чего я там пыталась: понять, или что, увидеть в его глазах и выражении лица, что это всего лишь шутка.
— Куруфин, это вовсе не смешно.
— Что именно? Факт твоего нахождения здесь, где тебя не может быть или факт того, что ты находишься на грани смерти?
— Ты меня собираешься убить?
— Глупая! — рявкнул он, я бы даже сказала, что скрипнул зубами, но он быстро успокоился или вовсе и не злился, но схватил меня за плечи, заставляя смотреть на себя, — скажи мне, зачем Эктелион тебя направил к Финроду.
— Что?
— Отвечай.
— Я не помню.
— Я читал письмо, Эктелион увидел то, что никак не мог увидеть здесь, в Средиземье, увидел твою другую жизнь, что не соприкасалась с нашей, увидел твое падение и твою борьбу за жизнь. Так ответь мне, зачем ты здесь?
— О чем ты говоришь? Я ведь орк, вы сами так говорили, что я прислужница Моргота, а теперь выдумываете хрен знает что, — я не знаю почему, но я начала плакать, слабачка, — ты бы мог раньше спросить об этом, но молчал, молчал. Я не знаю, что на тебя нашло, но мне сейчас очень плохо от твоих слов, мне очень плохо, я не знаю как реагировать.
— Плачь. Вспоминай. Ну же!
— Отстань ты от меня, отстань! — Куруфин меня встряхнул, и на миг мне показалось, что что-то пронзило меня в глаза, но ничего не было, на меня лишь смотрел эльф, а я смотрела сквозь него.
Больничная палата, женщина, смутно напоминающая мою маму, сидит возле, эм, меня? Бред какой-то, рядом стоит мужчина, сжимающий ее плечо, фи, как в дешевых романтичных фильмах. Я смотрю на себя, и понимаю, что это тело уже не принадлежит мне, понимаю, что оно не способно жить, понимаю, но никак не хочу смириться и принимать тот факт, что я на самом деле лежу на больничной койке. Рядом сидит мама, пытается раз за разом включать песню G-Dragonа, приговаривая незнакомцу, что эта песня в моем плейлисте, которая играла в тот злосчастный день, которая так и осталась недопетой, потому чтобы мы с Ланой тогда уже зашли в кинотеатр. Черт, фильм, Хоббит, паника, автобус. Я закричала.
— Тише, тише, — неприятный шепот окутал меня, эльф притянул меня к себе, но его объятия были холоднее зимнего воздуха, однако он слишком силен, чтобы я смогла от него отбиться. Да какая разница! Что я только что видела?
— Что я только что…
— Да, я тоже это видел. Ты умираешь.
— Ты рехнулся. Как я могу не чувствовать, что умираю? Это все видение, которое ты наслал на меня.
— Не лги хотя бы себе, я не настолько искусный эльф, чтобы выдумать детали твоего мира.
— Ты именно такой, — легче ведь отрицать все, легче думать, что все происходящее сон, либо дешевая постановка, но никак не думать, что меня проехал автобус и я непонятно каким образом оказалась в Средиземье. Легче думать, что я сошла с ума, что потеряла рассудок и сейчас мне опять вкалывают долю успокоительного или транквилизаторов, упаси господи, а эльф всего лишь санитар. Но каким бы он хреновым доктором не был, он прав — я не должна врать самой себе. Не должна. — Я… я не могу.
— Ты можешь принять.
— Почему сейчас? Почему ты мне говоришь это сейчас?
— Я наблюдал за тобой, хотел прояснить что к чему, думал, сколько тебя хватит и останешься ли ты, когда твое тело полностью умрет или исчезнешь. Мне хотелось тебя изучить, потому что, я никогда не слышал о тех, кто являлся к нам не из Эа.
— То есть я всего лишь подопытный кролик?