— Позывы природы, — эльф нахмурился, я смотрела на него и вглядывалась в его черты, начала четче их видеть и разбирать, мужчина оказался тем самым Гилдором, спасшим меня от холодной смерти. На лице мужчины отобразились явные признаки понимания того, что именно подразумевалось под этими словами. Гилдор быстро опустил взгляд, немного промолчав, затем вымолвил:
— Мне пойти с вами?
— Еще чего!
— Тогда, не ходите далеко, и, — эльф помедлил, но затем взглянул на меня и тихо промолвил, — если что, зовите.
Я лишь кивнула и пошла дальше. Не дивный, а странный народ — сперва меня игнорят, а затем не хотят пускать отлить. Ах, молодец, Анна, провела в компании мужчин несколько дней, и решила, что у тебя есть право говорить их терминами? Отлить? Серьезно, Ань? Какой бред не взбредет тебе в голову. Я повернулась посмотреть насколько далеко отошла, чтобы меня не видели, но лагерь был непозволительно близко. Я лишь выдохнула и снова зашагала, даже не споткнувшись ни разу, это ведь чудо! О, во, овражек, туда и пойду. Спуститься было плевым делом, сделать свое дело тоже труда не составило, а вот выбраться обратно чет не получалось. То ли за небольшое время спуск резко стал отвесной скалой, то ли я брежу, но подняться на такую высоту, да еще и по рыхлой, мокрой земле, было выше моих сил. Я заныла и хотела уже позвать, как понимание, наконец, дошло до меня: я же спустилась совсем не с той стороны. Я повернулась и провались в тень. Что ж, теперь буду знать, что не стоит попадать под удар рукояти топора или чем там меня ударили…?
========== Глава III ==========
Итак, что мы имеем? Хм… я, привязанная, еду в какой-то повозке, черт знает куда, уже долгое время. Грязный кляп кое-как сдерживает рвотные порывы, хотя и сам является их причиной — меня на второй день заткнули, дабы я перестала сыпать оскорблениями. Видно я все же ничему не научилась, полученный мною опыт был ничем и я не почерпнула оттуда никаких уроков, что я опять веду себя неподобающе с теми, кто намного сильней меня. Но раньше те, у которых я пребывала, вовсе не относились ко мне плохо, а тут никто церемониться не стал, никто не стал слушать мои возгласы, никто не терпел их и никому дело не было до того, что я замерзла.
Другие же мои соседки оказались намного умней, трое, сидящие напротив, не подали ни одного звука с тех пор, как я очнулась, а девушка, такая же молодая, а может еще моложе меня, лишь иногда всхлипывала и, кажется, молилась.
Так что мы в итоге имеем? Хм, ах, да! Я ведь теперь путешествую вовсе не с эльфами, а с обычными людьми, странными, грязными, зловонными и опасными. И черт меня дернул тогда отказаться от помощи Гилдора, но кто же знал, что все повернется таким образом, кто же знал, что есть хоть малейший шанс того, что я разлучусь с ними. И где же теперь они? Где они, ищут ли они меня или радуются, что избавились от такого груза? Я тяжело выдохнула, ощущая неприятный и грязный привкус от кляпа, надеюсь, что это не чье-то грязное белье. К душевным мукам прибавились и естественные потребности, и голод, и жажда и просто сон.
— Кажется, мы приближаемся, — шепнула девушка, но я ее еле разобрала, язык был странным, то ли акцент у нее какой. Мой красноречивый взгляд был понятен и без объяснений, но на меня никто внимания не обращал. Никто до этого и не говорил ни слова, и я, кстати сказать, даже знать не знала куда нас везут и что дальше будет, но судя по реакции девушек, они-то и были в курсе. Я попробовала спросить, но вышел лишь бубнеж, неудивительно, однако я привлекла к себе внимание и на сей раз, они все же поняли мое выражение. Девушка, что говорила, быстро пробормотала, что нас сдают в рабство.
— В вастачьих племенах такое не редкость. Правда не думала, что и я, — она замолчала и захныкала. Рядом сидящая, чуть постарше, которая держалась очень гордо и казалась несломленной, принялась ее утешать. Другая же, что сидела рядом с ними, подала грубый голос.
— И где же доблестные эльфы? Они так изящно отворачивают свои глаза, глядя как среди нас расцветает торговля людьми. Я проклинаю их, проклинаю сто раз и плюю на их могилы.
— Риста, — одернула ее другая, — не смей так говорить, даже думать не смей!
— А-ну, — рявкнул мужчина, ударяя плетью повозку, — замолкли!
Замолкли, так замолкли, тем более, я и говорить-то не в силах, да что там — говорить, я и плакать-то уже не могу, тело одеревенело, разум замерз и даже мысли о грядущем меня уже не беспокоили. Хотя и были другие мысли, которые просто кричали, что все происходящее — чистый абсурд, что такого не может быть в реальной жизни, что такое происходит только в фильмах, а не со мной. Я не помню себя в таких условиях, я не помню, просто не помню. Где же я, что ни мать, ни Лана, ни коллеги не могут найти меня. Если вообще ищут. О, а вот сейчас обидно было. Вот сейчас было очень и очень обидно, ведь сколько я уже нахожусь в отдалении от близких, а от них ни слуху, ни духу. Делают вид, что меня вообще не существует, почему я нигде не вижу листовок с содержанием, что «пропала девушка». Обидно.
Показались первые дома, и чтобы как-то отвлечься от неприятных мыслей, я начала рассматривать все то, что меня окружало. Дома были расположены очень хаотично, в них не было ни капли изящества, уюта и надежности, слепленные на «и так сойдут», оставалось лишь дивиться как они могут переждать зиму. Отчего-то дома напоминали своих хозяев — неотесанных, громадных и смуглых, этот народ разительно отличался от людей, что были со мной в повозке и уж конечно, не имели ничего общего с эльфами. Я закрыла глаза в попытке утихомирить эмоциональную бурю, непрошенные слезы болью прошлись по растрескавшейся и грязной коже щек. Мне страшно.
Нас вытащили из повозки и нагло, а ведь иначе они и не могли, затолкали в небольшую палатку, где уже были другие невольницы. Как я поняла, мы тут переночуем, а утром нас начнут готовить, хотя, и к гадалке не ходи, что они будут готовить нас к продаже. Меня опять скрутило, но даже без кляпа, который сняли, меня не вырвало, просто было нечем, я лишь сглотнула.
— А, новая партия? Вовремя, вовремя, — в палатку вошла низенькая и очень бойкая женщина, которая принялась щупать всех новоприбывших. Было видно, что она не только старше здесь всех взятых по возрасту, но и видимо, по статусу, поэтому я и не решилась перечить ей, когда так начала щупать меня. Мало ли, что мне сделают.
На ночь нас оставили в покое, дав лишь какую-то похлебку, но я была не на столько отчаянной, что бы съесть то, что на вид было похоже на жидкое дерьмо. Девушки тихо шептались между собой, делясь своими невзгодами, рассказывали небывалые истории по поводу того, каким образом их поймали. Свою историю я никому не хотела говорить, какой бы драматичной и интересной она не была, даже упоминать о том, что мне заехали по морде топорищем или чем мне там заехали, было вовсе не круто. Как, интересно, зубы-то не выбили или же глаз не опух, лицо болело, но думается мне вовсе не из-за удара.
Время тянулось медленно, так же и утихали разговоры, а я никак не могла уснуть, думала о вещах: странных, но таких знакомых. Вещи, которые бы точно не вписались в быт не только этого места, но и ситуации в целом, о вещах, которые бы смотрелись здесь дико, но где-то там, за границей, без них нельзя жить. Нельзя ведь? Хватит, Ань, хватит, не смей только плакать. Страх перед завтрашним днем просто заставляет тебя думать и выдумывать вещи, которых просто не существует. Смирись. Что бы хоть как-то себя подбодрить, я, и с чего это вдруг пришло в мою голову, начала напевать мелодию песни G-Dragonа, хоть и не являлась его фанатом. Я прикрыла глаза, вслушиваясь в неумелое мычание и поползла в сон.
Утро было холодным, жестким и совсем не добрым по отношению ко мне, по отношению ко всем пленницам. Ладно, это да, но что происходило дальше со мной, не поддается никакому объяснению и я постараюсь забыть эту часть своей странной жизни. Ну, думаю, стоит начать с того, что меня полностью оголили, а плащ Эктелиона приглянулся этой женщине. Я, честно, старалась не брыкаться, но когда дело дошло до плаща, мне стало обидно до такой степени, что я посмела противиться. Я не хотела отпускать эту вещь, не хотела расставаться с плащом, глупое оправдание, но в нем я почему-то видела путь домой, то, благодаря которому я не должна забывать что-то важное. Словно плащ был напоминанием того, что я уже забыла. Однако хлесткий удар кнута ниже пояса, немного сбавил мои революционные обороты. Я свалилась на землю, даже уже не прикрываясь, и зарыдала. Это уже слишком, слишком ужасно, все это сон, просто сон. Девушка, с которой мы делили одну повозку, потащила меня за руку, помогла встать, шепнув, чтобы я вела себя нормально, иначе из-за меня будет плохо и другим. Как оказалось, меня не пороли потому, что я — товар, но пообещали, что если выведу их из себя, то никто не остановит тяжелую руку палача. Затем с меня смыли грязь, грубо обтирая щеткой и бессовестно лапая меня.