Тогда ротный говорит:
— Слушаюсь. Оставляю вам в виде исключения игрушку.
Сказал, как отрезал. Кремень, а не человек. Ну, а о генерале я в ту минуту подумал — человек! И радость во мне такая играет, что не передать, словно родного отца встретил. Генерал спрашивает меня: «Как твоя фамилия?» Я отвечаю: «Митрофанов, товарищ генерал». — «За что медаль получил?» Отвечаю.
— Ладно, — говорит, — товарищ Митрофанов. Будем знакомы. Может, еще с тобой встретимся.
Начал он потом и других солдат по фамилиям спрашивать. Сел на помостик, окружили его все, а он с нами разговаривает. Как воюется, мол, ребята, как себя в чужих странах чувствуете, ну, и там разное такое, про жизнь и про все.
Поговорил так со всеми по-хорошему, а потом поднялся, начальственный вид принял.
— Теперь, — говорит, — послушайте, что я вам скажу. Человек, — говорит, — я здесь новый, с вами вместе не воевал, но думаю, что драться будете хорошо. Я, — говорит, — не признаю и совсем отрицаю трусов и подлецов. Если, — говорит, — кто струсит в бою, то это есть самый последний человек. И такому даже и жить незачем. Я, — говорит, — вам верю, что среди вас трусов не найдется.
Сказал, как огнем все сердца опалил. Попрощался с нами и уехал.
И вы думаете, мы плохо дрались? Спросите про нашу дивизию, что вам скажут. В общем, куда нас ни пошлют, мы все впереди оказываемся. И я вам скажу, в самую что ни на есть трудную минуту у каждого из нас об этом генерале думка была, об его словах. До чего же он сразу расположил к себе солдатские сердца! Каждому из нае казалось, что он где-то здесь, на нас смотрит. Ну и понятно, жмешь вперед, все тебе нипочем. И правду сказать, генерала нашего во время боя нетрудно было встретить: он и там и тут. С таким генералом, думаем, мы и до Берлина вскорости дойдем. Умнейшая голова. В приказе товарища Сталина его фамилию упоминали. И ведь до чего храбер! Придет на наблюдательный пункт, снаряды сыпятся, мины, а ему хоть бы что! Другой раз еще посмеется: «У вас, говорит, тут вроде как на войне!» Ну, а на солдата, знаете, как шутка действует. Солдат шутку любит. Генерал — сам солдат, понимал это. Когда нужно — приказ", когда можно — пошути. Серьезный был генерал. Храбрейший генерал. Понятно, каждый солдат готов его от пули заслонить, когда он на передовой появлялся.
И произошел такой случай, когда и мне довелось ему личную услугу оказать, вернее говоря — от ранения либо от смерти его спасти. Вот тут у меня в боку осколок мины сидит, а предназначалась эта мина ему. Было это так.
Брали мы один венгерский город. Баталия шла большая. И в самый разгар появляется наш генерал на наблюдательном пункте, да не дивизии или там, сказать, полка, а батальона. Фашисты — вот тут, под рукой, минами по нас садят. А он стоит под деревцом и наблюдает поле боя. Нет-нет отдаст приказание. Ну, его по телефону передадут куда нужно, на батареи или в полки. Я в это время связным был. Узнал меня генерал, спрашивает:
— Как дела, Митрофанов?
— Помаленьку, товарищ генерал-майор.
— Вижу, — говорит, — ты уже орден Славы заработал. Поздравляю.
— Большое вам на том спасибо. Только бы вы, — говорю, — поостереглись малость, мины все-таки летают.
А он смеется.
— Мины, — говорит, — в генералов не попадают. А мина-то летела как раз в него.
Что я делаю? Думать было некогда: завыла вверху, проклятая. Подскакиваю я к генералу, заслоняю его собой. Падаем вместе с ним. Он даже сказать ничего не успел. Мина чокнулась о землю, осколки, конечно, в стороны. Чувствую я, как будто меня колом в бок ударило.
В общем, два ребра сломало и еще что-то там повредило. А генерал остался цел.
Поднимается он с земли, кричит:
— Военфельдшера немедленно сюда!
Подбегает сестра, начинает меня перевязывать. А генерал ей говорит:
— Вы мне отвечаете за его жизнь. Доставьте его в полном порядке на медицинский пункт.
Пока приволокли носилки, он ко мне наклоняется и говорит:
— Вот что, друг! (Друг! Понятно? Так и сказал.) Мне, — говорит, — самому награждать тебя за себя вроде как неудобно. Но, — говорит, — я надеюсь, командир батальона сделает представление на тебя ко второму ордену Славы. Не за то, что ты лично меня спас, а в моем лице старшего начальника.
— Слушаю, — говорит батальонный командир, — будет исполнено, товарищ генерал.
— А от меня, — продолжает генерал, обращаясь ко мне, — тебе товарищеское спасибо.
Нагнулся ко мне и поцеловал.
Короче говоря, отвезли меня в госпиталь, положили, лечат. Уход хороший, вроде как полегче мне стало.