Петр Петрович чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Как он уяснил из памятного разговора с Володей перед отъездом, фронт представлял собой сплошное минное поле, где каждое движение грозит смертью. Дорога тоже, конечно, полна мин. Он с трепетом душевным приглядывался к бугоркам, выбоинам, то и дело хватал шофера за плечо, предупреждая об опасности. По временам хотелось выскочить из машины и стоять на месте, не шевелясь, чтобы не наступить на какую-нибудь спрятанную в грязи мину. Но еще ужаснее было думать, что они сбились с дороги и, возможно, едут по расположению врага.
— Голубчик Иван Степанович, — говорил он расслабленным голосом, — вы не узнавали, не опасно ли дальше ехать?
— Положитесь на меня, — уверенно отвечал Иван Степанович, не отрывая бинокля от глаз.
Но в этот момент случилось событие, взволновавшее даже этого старого охотника. Что касается Петра Петровича, то он вцепился в плечи Володи, прижал его к себе и неистово закричал:
— Стойте! Вы слышите! Стреляют! Мы попали к немцам!
Действительно, сбоку довольно отчетливо слышались выстрелы. Иван Степанович несколько побледнел, но старался сохранить спокойствие.
— Надо выяснить, — проговорил он хрипловатым голосом. — Придется машину здесь замаскировать, — указал он на чахлый кустарник, росший у дороги, — а самим пойти в разведку.
Но Володю, по-видимому, роль разведчика не устраивала. Он сослался на то, что шофер не имеет права отходить от машины.
Его кандидатура отпала. Иван Степанович вопросительно поглядел на Петра Петровича.
— Голубчик, я, кажется, совершенно болен, — простонал Петр Петрович, хватаясь за сердце. — Не могу сдвинуться с места.
Иван Степанович отправился в разведку один, соблюдая правила, рекомендуемые в таких случаях. Он шел пригибаясь, чтобы не обнаружить себя, хотя его монументальную фигуру едва ли могли укрыть низкорослые кусты. В руках старый охотник держал бинокль.
Шагах в ста от машины он остановился и стал осматриваться. Никакого движения заметно не было, хотя стрельба продолжалась. «Это согласно с современными правилами войны, — подумал он. — Войск не видно, а война идет». Иван Степанович не знал, двигаться ли ему дальше или благоразумнее вернуться назад. Неожиданно впереди заметил несколько фигур, черневших на дороге. Дело осложнялось. Необходимо возвращаться.
— Посмотрите-ка, Володя, что там такое? Какие-то люди? — сказал он, подходя к машине и передавая бинокль шоферу.
Беря в руки бинокль, Володя не преминул похвастаться, что во время финской войны у него был бинокль не этому чета.
— Настоящий «Цейс»! — поднял он большой палец кверху.
— Смотрите! Смотрите скорей! — заторопил его Петр Петрович.
Володя небрежно приставил бинокль к глазам.
— Что я говорил! — воскликнул он. — Бежит население!
— Почему бежит? — тревожно спросил Петр Петрович.
— Ясно почему — немцы вырвались из «котла»!
— Разве они так близко сидят в «котле»?
— Близко? Рядом! Вон они! — ткнул Володя перстом в сторону, откуда раздавались выстрелы.
— Что же нам делать?
— Садиться в машину и ехать назад.
— Скорей, скорей в машину! Голубчик Володя, выводите ее на дорогу. А то не успеем, — умоляюще взывал Петр Петрович. — Ах, опять у меня что-то с сердцем…
Но Иван Степанович, державшийся с поразительным хладнокровием, еще раз посмотрел в бинокль. По дороге шли три старика, две женщины и девочка. У всех за спиной болтались мешки.
— По крайней мере подождем их и расспросим, — сказал он.
К удивлению наших путешественников, Катенька (о ней в суматохе совсем забыли) спала, зарывшись в воротник шубы. Очевидно, ее так утомила дорога, что она не слышала выстрелов и не пережила тех тревожных минут, какие пережили трое ее спутников.
— Ну как там, отец, немец сильно контратакует? — бодро крикнул Володя одному из стариков.
— Э, милый человек, — покачал головой старик. — Какая там констрактация, все начисто пограбил. Вот теперь ходи на базар покупать.
— Позвольте, — вмешался Петр Петрович. — А разве здесь не опасно ходить? Ведь стреляют!
— А чего опасаться, свои стреляют!
— Как свои стреляют?
— Так и стреляют. Учатся. Тут вторую неделю красноармейцев обучают.
— А как далеко отсюда немцы?
— Немец-то? Немец далеко! Если считать по прямой, километров поди за сто, а по дороге и того поболе.
Старик переложил мешок на другое плечо и пошел догонять своих. Петр Петрович сконфуженно потупился. Иван Степанович продолжал сохранять спокойствие, оно его никогда не покидало. У Володи же был такой невозмутимый вид, как будто его ничего не касалось.