Он все чаще и чаще поглаживал свои усы, что было у него явным признаком волнения. При этом лицо его напрягалось, губы плотно сжимались, как будто он сдерживался, чтобы не прослезиться. Прослезиться он по-стариковски любил.
— Мне бы тоже в военную школу, — сказал младший сын, который только что отужинал и ждал, когда ему нальют чай.
— Ну, ты еще молод, — сухо сказал отец. — Сиди уже со своей музыкой.
Младший сын учился в музыкальном техникуме, был на три года моложе Михаила и в семье считался маленьким, хотя был рослым и плечистым подростком. Сейчас маленький с волчьим аппетитом съел не только свою порцию котлет, но и доел все, что оставалось на сковороде. Он был любимцем матери, она сама определила его судьбу, устроив его в музыкальный техникум, пожалуй, не без некоторого протеста со стороны отца, который имел на него свои виды.
— А почему мне не пойти в военную школу? — повторил младший. — Миша идет, а почему мне нельзя?
Мать укоризненно посмотрела на него и ничего не сказала.
— Мише можно, а мне нельзя! — нарочито капризно говорил младший. — Почему мне нельзя? Я не понимаю, почему мне нельзя? В будущем году я тоже пойду в военную школу. Я хочу в кавалерию. У меня длинные ноги. Меня примут.
— Сережа! — прикрикнула мать.
— Плохо ты понимаешь современную кавалерию, — солидно, как взрослый, сказал Михаил. — Ты думаешь, только длинные ноги…
— Лейтенант Шевяков! — ехидно сказал младший. — Я знаю, что такое кавалерия.
— Будет зубоскалить, — перебила его мать, строго поглядев на мальчика. — Пей чай и молчи!
Отец счел момент весьма подходящим, чтобы продолжить свою «беседу в семейном кругу». Ему не терпелось поговорить.
— А что, — сказал он, — вот взять, к слову, «лейтенант Шевяков». Что значит — «лейтенант Шевяков»? Как понять это выражение — «лейтенант Шевяков»? Это значит, — глубокомысленно произнес он, — дорога. Военная дорога! Так я понимаю. Мы с Климент Ефремычем вместе воевали. И специальность у нас была одна — слесаря. («Мы с Климент Ефремычем», — усмехнулась мать.) А что получилось? Кто сейчас Климент Ефремыч? — Отец многозначительно поглядел на присутствующих и помолчал, как бы наслаждаясь эффектом своих слов. — Вот что значит — «лейтенант Шевяков»! Серьезная задача. Коль этой дорогой идешь, коси глаза на маршала, подравнивайся, — отец сел на своего любимого конька, в тоне его явно звучали поучительные нотки, — нюни не распускай. Да-а, брат! Первым во всех науках будь…
Мать в это время вышла из-за стола, где ее обязанности кончились, и отсела на диван с рукоделием. Отцу это не понравилось. Голос его зазвучал громче. Он начал рассуждать на тему о рабочих семьях, в которых подрастают дети и обязанность которых послать лучших своих сыновей («лучших» было подчеркнуто) в военные школы. При этом он сказал, что, может быть, найдутся такие матери («такие матери» — опять было подчеркнуто), которым это будет не по нутру. Должно быть, он ждал, что жена что-нибудь возразит, последняя фраза была явно сказана, чтобы вызвать ее на разговор. Но она молчала и даже как будто не слышала его слов.
— Петров, Иван Никодимыч, поставил сына в авиационную, правда, школу, — поднял он голос, сообщая о явно знакомых жене фамилиях. — Щегловы второго отдают в артиллерию. Теперь у кассирши у нашей сын подрос — идет в военную школу.
— Он вместе со мной, — сказал Михаил.
— Вместе с тобой. Тем лучше. Хороший парень!
— Из нашего выпуска пять человек идут в военные школы.
— Наверно, все в специальные, — донеслось вдруг с дивана, где сидела мать.
— Наоборот. Двое в пехотные… Один в артиллерию…
— У Самохваловых сын тоже в артиллерию идет, — сказал отец. — Ты его знаешь, наш заводской? — обратился он к жене.
Жена молчала,
— Лейтенант Шевяков! — опять озорно выкрикнул младший сын.
— Ты с Шевяковыми не шути, — придрался к случаю отец. — У Шевяковых рука крепкая и голова в военных делах варит.
Эта фраза уже прямо предназначалась для жены, равнодушие которой просто действовало ему на нервы. Очевидно, привычка к совместной жизни, уверенность в этой жизни, в ее прочности позволяли матери вести себя так независимо и даже вызывающе. Впрочем, все эти размолвки могли показаться серьезными только со стороны, в пределах же «круга семьи» это были не больше, чем слабенькие вспышки молнии, не предвещавшие грозы.