В это время главный императорский шаман, дремавший после сытного обеда, вздрогнул и очнулся. Припомнив свой сон, он сосредоточился и посмотрел верхним зрением в сторону Западного Крыла, пытаясь одновременно связаться со своим шпионом. Связи не было, а то, что он увидел верхним зрением, настолько Гойру не понравилось, что он в раздражении стукнул кулаком по деревянному столику, стоявшему у кровати, и расколол его пополам. Шаман встал и принялся ходить из угла в угол, размышляя, что теперь делать и стоит ли рассказывать такие плохие новости императору.
Шаман не боялся императорского гнева. Он занял свою должность пятнадцать лет назад после смерти отца, который когда-то сделал ставку на Ботайдора и не проиграл. Гойру же Ботайдор никогда не нравился, но деваться было некуда, поэтому он исполнял свои обязанности, но без особого усердия. Гойр был осведомлен о судьбе клана Сурайту, который имел куда больше прав на императорский престол, чем клан Ботайдора. И знал все слухи, связанные с наследником Сурайту, которого за прошедшие три десятка лет так и не удалось отыскать.
Шаман чувствовал, что в воздухе сгущается напряженность, что какие-то мощные силы стягиваются со всех сторон к столице. Назревали перемены, и шаман не собирался в них участвовать: вряд ли он сможет уцелеть при смене власти. Поэтому Гойр все время вглядывался и вслушивался, пытаясь определить нужный момент, чтобы исчезнуть без следа. Может, он уже и настал? Шаман знал, насколько на самом деле слаба императорская власть: народ ненавидел владыку, а армия (особенно императорская гвардия) давно потеряла боевой дух.
Сейчас, как никогда раньше, Гойр жалел, что разрушил все связи с шаманским миром, и упрекал себя в излишней гордости: он первым перестал участвовать в Общем Круге, а когда вдруг захотел снова войти, его уже не пустили. Осталось лишь несколько старых друзей, которые, однако, не были с ним вполне откровенны, так что приходилось рассчитывать только на завербованных шпионов, от которых, честно говоря, толку было мало. Как от того, который даже не смог вызывать сильного демона-убийцу!
Пятнадцать лет назад Гойр был преисполнен честолюбивых надежд - ему было всего сорок пять, возраст смехотворно юный для настоящего шамана. Теперь, когда Гойру перевалило на седьмой десяток, никакого честолюбия у него уже не осталось: выжить бы, вот и всё. Выжить, уехать из столицы куда-нибудь подальше... Жить в одиночестве... Совершенствовать свой Дух...
Но в глубине души Гойр знал, что это все пустые мечты: он любил столицу и роскошь, вкусную еду и красивых женщин - как отказаться от такой приятной жизни ради какого-то мифического Совершенства? Да кто вообще его достиг? Эйше? Эйше был его вечной занозой: подумаешь, тридцатилетний мальчишка с замашками Верховного Божества! Отрастил патлы до пояса, многозначительно сморит, важно вещает - то-то все девчонки Высшей Школы от него без ума! Но как бы язвительно не отзывался Гойр о наставнике Высшей Школы, он не мог не сознавать, что этот "мальчишка" гораздо сильнее и круче его самого...
Пока Гойр метался по комнате, терзаясь сомнениями, в Верхнем Мире спешно собирался тот самый шаманский Общий Круг, куда его не пускали. В разных концах земли сосредоточенные шаманы, среди которых был и Эйше, сидели в ритуальных позах и, закрыв глаза, посылали потоки силы в Верхний Мир, образуя постепенно энергетический круг, в центре которого в реальном мире лежал Арьи Лисий Хвост.
Когда Арьи упал, первым к нему подбежал один из воинов - пощупал пульс, потрогал лоб и сказал:
- Сёйгур потерял слишком много сил, борясь с демоном-убийцей. К тому же он ранен. Срочно нужен шаман. Займитесь сёйгуром, а я приведу шамана. Мы вернемся ближе к ночи.
Он вскочил на коня и ускакал. Арьи осторожно перенесли в быстро поставленную палатку, уложили на одеяло. Двое воинов сняли с него одежду и, обтерев тело влажной тканью, надели чистую нижнюю рубашку, потому что старая насквозь промокла от пота. Арьи так и не пришел в себя.
- Плохая рана! - вздохнув, сказал Третий воин. - Хорошо бы Первый побыстрее привез шамана.
Рана была на плече - черная клякса, вспыхивающая по временам алым отблеском.
- А мы ничего не можем сделать? - дрожащим голосом спросила Мэй.
- Ничего, - печально ответил Третий. - Только менять холодный компресс.
- Я займусь этим! - сказала Мэй.
До самого вечера она меняла компрессы и обтирала лицо Арьи влажной тканью. Наконец вернулся Первый. За ним ехали шаман и знахарка. Они без промедления принялись за дело: знахарка занялась раной, а Мэй ей помогала, готовя отвары и примочки. Шаман же зажег костер и заплясал вокруг него, равномерно ударяя в бубен. Спустя час он вернулся в палатку, сел около Арьи, положил руку ему на лоб и замер.
- Ты видишь поток Силы? - спросил Йан, но Мэй отрицательно замотала головой.
- Поток спускается сверху на шамана, а тот направляет Силу к Арьи.
Прошла ночь, и прошел день. И еще ночь, и еще день. Арьи все не приходил в себя, но рана потихоньку затягивалась - черная клякса уменьшалась, оставляя после себя пятно, как от ожога. Шаман со знахаркой уехали, сказав:
- Мы сделали все, что могли. Теперь дело за самим сёйгуром. У него уже открылись каналы восприятия, так что Сила Общего Круга поступает к нему напрямую. Скоро он должен очнуться.
День тянулся за днем. Мужчины занимались охотой и тренировками, по ночам по очереди охраняли лагерь и дежурили у постели Арьи, а Мэй готовила, варила отвары для Арьи и ухаживала за ним в дневные часы, иногда призывая на помощь кого-нибудь из воинов. Они с Йаном не каждую ночь проводили вместе, но тем нежнее были их объятья, тем горячее любили они друг друга. И никогда так много не разговаривали, делясь воспоминаниями о прошлом. Будущее было неопределенным - все зависело от того, очнется ли Арьи. Он должен был регулярно принимать разные отвары, на вкус один другого гаже - Мэй как-то попробовала сама и долго не могла отплеваться от горечи. Но что делать! И Мэй часами сидела около Арьи, по ложке вливая ему в рот отвар, смешанный со сладким сиропом.