– Симеон не только твой король, но и мой тоже, – заявила она. – И ты в этом доме не единственный, в чьих жилах течет благородная кровь.
– Я поговорю, – сквозь ком в горле пробормотал Доусон.
– Прости, милый, что ты сказал?
– Коу. Я поговорю с Коу. Но если он не поедет – не поедешь и ты.
Клара улыбнулась:
– По пути пришли сюда мою горничную. Я велю ей принести перо.
Егерь жил за гранитно-нефритовой стеной главной усадьбы, в длинном низком доме, с соломенной крыши которого свисали плетеные кожаные шнуры с черепами и костями убитых животных. По сторонам внутреннего дворика, где не ступали ничьи сапоги, среди высокой травы торчали соломенные мишени для тренировки лучников, из псарен несло собачьим пометом. Над углом дома нависало высокое белоснежное дерево в летнем цвету.
Привлеченный голосами, Доусон зашел за дом. Пятеро его егерей собрались вокруг старого пня, служившего столом, на котором сейчас лежал молодой сыр и свежий хлеб. Молодые и загорелые, скинувшие рубахи под палящим солнцем, они напомнили Доусону о юности – когда сильное ловкое тело радовалось солнцу, когда радости и забавы летнего дня не оставляли места невзгодам. Тогда Симеон был его другом. А теперь оба не те, что прежде.
Заметив барона, кто-то из егерей вскочил, за ним остальные. Винсен Коу маячил за спинами, с синяком вокруг опухшего левого глаза. Доусон сделал шаг ему навстречу, не глядя на прочих.
– Коу, – велел он. – Ступай со мной.
– Милорд, – коротко кивнул егерь и поспешил за ним. Барон зашагал по широкой дороге, что вела мимо усадьбы к северному пруду. Землю прочерчивали тени от высоких спиральных башен.
– Что с тобой? – спросил Доусон. – Камни глазом ловил?
– Не стоит вашего внимания, милорд.
– Я жду.
– Мы вчера выпили чуть больше обычного, милорд. Один из новичков разошелся и… высказал предположение, которое я счел оскорбительным. Он повторил, и мне пришлось ему объяснить, что он ошибается.
– Он назвал тебя моим наложником?
– Нет, милорд.
– Что же тогда?
Весной, перед началом придворного сезона, пруд бывал чистым, как родник. Осенью, когда Доусон возвращался из Кемниполя, вода становилась темнее чая. Он редко заставал пруд в середине лета, когда отражения деревьев делали воду почти изумрудной. Штук пять уток плыли на противоположный берег, оставляя расходящийся след. Доусон остановился у самой воды, где под травой хлюпала жидкая грязь. Неловкое молчание Винсена Коу интриговало его все больше.
– Я могу спросить остальных, – напомнил барон. – Если ты не скажешь – скажут они.
Винсен посмотрел через пруд на дальние горы.
– Он бросил тень на честь леди Каллиам, милорд. И высказался в том смысле, что…
– Ясно, – со злобой бросил Доусон. – Он еще здесь?
– Нет, милорд. Его отнесли в деревню вчера вечером.
– Отнесли?
– Я поговорил с ним так, что идти он не мог, милорд.
Доусон усмехнулся. Над водой плясала мошкара.
– Леди Каллиам возвращается в Кемниполь, – сказал барон. – Рассчитывает помириться с Маасом.
Егерь коротко кивнул, но промолчал.
– Говори, – велел Доусон.
– С вашего позволения, милорд. Это неразумно. Тяжелее всего – пролить чужую кровь впервые, а это уже случилось. Дальше будет больше.
– Я знаю, но она не отступится.
– Пошлите меня вместо нее.
– Я посылаю тебя вместе с ней. Джорей еще в столице, расскажет тебе обстановку. Ты защитил меня, когда все начиналось. Теперь защити мою жену.
Двое стояли плечом к плечу, сзади неслись голоса: псарь кричал на ученика, смеялись егеря. Как будто в другой жизни, совсем недавней – мирной, безмятежной и еще не тронутой тленом.
– С ней ничего не случится, милорд, – произнес наконец Винсен Коу. – Пока я жив.
***
Клара уехала в том же экипаже, что привез их из Кемниполя, Винсен Коу сопровождал ее верхом. Через три дня к Доусону пожаловал непрошеный гость.
Дневной зной выгнал барона из комнат и заставил перебраться в зимний сад, совершенно невзрачный летом: цветы, которые в самые короткие дни года заполыхают алым и золотым, сейчас выглядели простой грубой травой. Три пса, изнывая от жары, лежали на полу с зажмуренными глазами, высунув языки. Оранжерея стояла открытой – если затворить двери и окна, здесь будет душно, как в печи. Сад дремал, ожидая, когда настанет срок преобразиться.
К тому времени Клара уже вернется домой. Доусон и прежде с ней разлучался: у него придворные дела и королевская охота, у Клары – подруги и домашние обязанности. И все же с ее отъездом одиночество нахлынуло почти невыносимо. Утром он просыпался с мыслью, где сейчас Клара, ночью ложился в постель, мечтая, чтобы она вышла из гардеробной с традиционным ворохом новостей, шуток и обыденных сплетен. Днем же он старался не думать ни о ней, ни о Фелдине Маасе, ни о том, что ее могут попытаться использовать против него.