Юноша влетел в гущу битвы, как брошенный в окно камень, не разбирая ванайцев и антейцев. В десятке шагов от знаменщика, приподнявшись на стременах и воздев сияющий меч, стоял лорд Терниган, отгороженный от врага пятью рядами солдат.
– Лорд Терниган! – крикнул Гедер. – Терниган!
Его крик потонул в шуме битвы. Маршал двинулся вперед, где ожесточеннее всего кипела битва, и у Гедера от ярости побагровело в глазах: Каллиам и остальные сражаются и гибнут за него, Тернигана! Мог бы и прислушаться!.. Юноша пришпорил дрожащего от усилий мерина и отчаянно рванул вперед, расталкивая по пути маршальскую стражу. Все поле битвы сжалось до единственного лорда верхом на коне; край зрения померк, словно Гедер ехал по туннелю. За три шага до командующего он вновь крикнул:
– Маччия, милорд Терниган! Маччия с запада, нас бьют!
На сей раз маршал услышал. Повернувшись к Гедеру, он нахмурил брови. Гедер замахал руками в сторону запада: не на меня смотреть, не на меня, на Маччию…
– Кто вы, сэр? – спросил лорд Терниган низким, как рокот барабанов, голосом, от которого разносилось эхо. Остальные звуки словно притихли.
– Сэр Гедер Паллиако. Меня прислал Джорей Каллиам. На западном фланге не наемники, милорд. Там Маччия. Нам их не удержать. Каллиам велел идти к вам за помощью.
Терниган что-то крикнул через плечо, сигнальный рог взревел совсем близко и так мощно, что Гедеру показалось, будто ударили в лицо. Он даже не заметил, как зажмурился, а когда разлепил веки – все вокруг уже пришло в движение: бежали бойцы, скакали на запад рыцари. Кажется, на запад… Лорд Терниган, стоя вплотную к Гедеру, крепко держал его за локоть.
– Вы можете сражаться, сэр? – откуда-то издалека спросил маршал королевства Антея.
– Могу, – ответил Гедер, поворачиваясь в седле. Скользкий от крови сапог вырвался из стремени, истоптанная земля вдруг поднялась – и не успела его ударить: мир померк еще раньше.
Маркус
Для обеда караван остановился на прогалине, рядом с которой тек широкий медленный ручей. Тощий парень, Микель, сидел на поваленном бревне рядом с Ярдемом в таком же, как у тралгута, кожаном панцире, точно так же расстегнутом у ворота. Оба склонились каждый над своей тарелкой с бобами и колбасками. Широко развернутые плечи Микель держал так, словно на его щуплом теле было втрое больше мускулов, все его движения отдавали медленной спокойной силой, которой в тщедушном пареньке неоткуда было взяться. Ярдем чуть склонил голову, взглядывая на Микеля. Парень с той же степенностью чуть поднял лицо и взглянул на тралгута.
– Капитан, – позвал Ярдем, откинув уши назад. – Пусть прекратит.
Маркус, который, скрестив ноги, сидел на земле, подавил улыбку.
– Прекратит что?
– Уже который день, сэр.
– Изображает из себя воина, да?
– Изображает меня! – рявкнул Ярдем.
Микель хмыкнул басом. Маркус кашлянул, чтобы скрыть смешок.
– Мы наняли этих людей разыгрывать роль стражников, – ответил капитан. – Они и разыгрывают. У кого им перенимать приемы, если не у нас?
Ярдем крякнул, повернулся к пареньку и, дождавшись, пока тот на него взглянет, демонстративно дернул ухом.
Лес состоял из дубов и ясеней вдесятеро выше человеческого роста. Несколько лет назад здесь, по-видимому, прошел низовой пожар, который выжег весь подлесок и опалил стволы деревьев, но не добрался до крон. Маркус представил себе, как тянулся вверх дым, просачиваясь сквозь летнюю зелень. Теперь же земля под деревьями пропиталась сыростью, палая листва почернела от плесени и наполовину превратилась в гниль, которая удобрит почву для будущих цветов и трав. Сухие листья оставались лишь на дороге. На восточном краю поляны стояло каменное изваяние короля-южнеца в шестиконечной короне, частью вросшее в дубовый ствол. Старая кора наполовину скрыла властное лицо, корни накренили каменный пьедестал, плющ окутал плечи. Маркус так и не понял, кому и зачем понадобилось ставить здесь памятник.
За неполную неделю караван прошел изрядный путь. Дорога была наезженной, местные крестьяне ее регулярно чистили, и все же местами попадались заваленные палой листвой участки, тянущиеся несколько лиг. Тогда разговоры затихали, только шуршали под копытами листья да трещали колеса повозок. Караванщик оказался неплох. Правда, страницы писания, зачитываемые во время ужина, Маркус по большей части пропускал мимо ушей, а когда тимзин выбирал тексты совсем уж невыносимые – молитвы за семью и детей, или примеры божественной справедливости, или хоть что-то, напоминавшее Маркусу о судьбе жены и дочери, – тогда капитан поскорее проглатывал еду и надолго уходил вперед, якобы разведать обстановку. Караванщик не обижался. Путники, что приставали на время к обозу, повиновались одному взгляду Маркуса или Ярдема и держались смирно. Все шло пока спокойнее, чем Маркус предполагал, – правда, караван не проделал еще и четверти пути до границы Биранкура.