Она пыталась петь песни или вспоминать театральные представления, на которые ее водили как воспитанницу банка, – и все равно неизменно возвращалась мыслями к обеденным беседам магистра Иманиэля, который не упускал случая поэкзаменовать ее на знание банковских тонкостей. Разница между подарком за услуги и официальной ссудой, парадокс о партнерах, приходящих к взаимно неприемлемому решению, выгоды единовременного договора и выгоды возобновляемого контракта – все эти премудрости служили ей в детстве игрушками, и теперь, в трудный час, Китрин обращалась к ним за отрадой и утешением.
Она оценивала стоимость каравана и вычисляла, сколько они выручили бы в Карсе и на сколько дороже или дешевле им пришлось бы продавать товар в Порте-Оливе, чтобы покрыть стоимость двух переходов. Вспоминала Беллин и высчитывала, обогатится ли город, если установит пошлину на проезд или проживание. На каком этапе будет выгоднее бросить повозки на произвол судьбы, чем тащить караван дальше. Прав ли был магистр Иманиэль, вкладывая деньги в пивоварню и одновременно страхуя ее от пожара. При отсутствии хоть сколько-нибудь правдивых данных все размышления были для Китрин лишь игрой – но игрой самой знакомой и желанной.
«Банк, – говорил магистр Иманиэль, – это не только золото и серебро. К ним должно прилагаться знание. Кому доверять и кому нет, у кого есть неизвестные другим сведения, как представить себя перед нужными людьми в нужном свете…» Экзаменуя сама себя, Китрин как наяву видела перед собой и банкира, и Кэм, и Безеля – живых и смеющихся, оставшихся где-то позади, в далеком городе, в счастливом для нее времени. А если и не счастливом, то хотя бы родном и уютном.
Хотя ночь становилась все холоднее, комок в груди постепенно таял, напряженное тело мало-помалу расслабилось. Подбросив в костер веток потолще, Китрин смотрела, как пламя сначала замирает под тяжестью дерева, а затем взвивается с новой силой. Жар согревал руки и лицо, обернутая вокруг тела шерстяная ткань не давала замерзнуть.
В голове привычно кружились мысли. А если банк станет предлагать более крупную ссуду тем, кто досрочно расплатился по предыдущему займу? Тогда заемщики получат больше денег, а банку скорее достанется прибыль. «Не забывай, – прозвучал в ушах голос магистра Иманиэля. – Если дело выгодно всем сторонам – значит ты чего-то не учла». Стало быть, она не видит всех последствий…
– Китрин!
Сандр, пригнувшись, вынырнул из теней между повозками – ближайший мул, вскинув голову, выдохнул облако пара и вновь уснул. Парень уселся рядом; звякнуло что-то металлическое, красноречиво булькнуло вино в бурдюке.
– Неужели? – покачала головой Китрин, и Сандр расплылся в улыбке.
– Мастер Кит бранить не будет. Вина накупили еще в Беллине, когда запасались на зиму, а теперь тащим его за собой через полмира. Пусть скажет спасибо, что мы облегчим ему повозку.
– Только заработаешь неприятностей…
– Вот еще! Никогда.
Сандр, не снимая перчатку, открыл бурдюк и протянул девушке. Даже самый запах винных паров согрел ее сразу же, а когда густое крепкое вино коснулось языка и пролилось в горло – стало тепло, словно она проглотила огонек от свечи. Вкус был не сладкий, но как-то по-особому насыщенный.
– Боже! – выдохнула она.
– Хорошее, да?
Китрин улыбнулась и отхлебнула побольше. И еще. Тепло разлилось по телу, дошло до рук и ног. Она неохотно отдала бурдюк Сандру.
– Это не все, я для тебя кое-что припас.
Сандр вынул из-под плаща полотняный мешок – от ткани пахло пылью и плесенью, что-то внутри мешка звякнуло. Глаза парня блеснули в темноте.
– В задней кладовой нашел. И еще кучу всего. Вернее, нашел Смитт, а я у него выменял, для тебя.
Сандр вытащил из мешка потертый кожаный ботинок со шнуровкой. К подошве крепилась странная конструкция из ржавого металла, тусклая и потемневшая, и только острое как нож лезвие сияло по всей длине свежезаточенным краем.
– На коньках раньше каталась?