Небо, обратившееся в сплошное белое облако, благосклонно сияло над городом, рассеивая тени. С повозки булочника, едущей с рыночной площади, упала корзинка с миндалем, и невесть откуда набежавшая детвора расхватала орехи раньше, чем возница успел вымолвить слово. Стоя на западной стене, можно было взглянуть сверху на широкие равнины Антеи – как Бог на дольний мир. Город, совершенный и безупречный, вмещал в себя всю историю от падения драконов до возвышения Белого Пророка и дальше до бунтов рабов, после которых Антея восстановила империю первокровных здесь же, в Кемниполе – городе, некогда выстроенном драконами. Здешние камни хранили в себе память многих столетий, целых эпох.
И сейчас, впервые за всю жизнь, Доусон начал дело, которое впишет его имя в историю любимого города. Доусон Каллиам, барон Остерлингских Урочищ, который очистил королевский двор от скверны и указал Антее достойный путь. Каллиам, который собрал под свои знамена защитников правого дела и уничтожил силы хаоса, грозящие переменой жизни.
Бессмертный город так и звал упиваться воспоминаниями и мечтами о будущем, утвержденном его собственной рукой, – о будущем, где не он, а Куртин Иссандриан и Фелдин Маас будут ради зимних дел пробираться по заледеневшим улицам вместо уютных посиделок у домашнего камина, – и Доусон отдался на волю фантазий. И не заметил предвестий нападения, даже если они были.
Дорога изгибалась по краю мыса; на треугольной площадке, где две широких улицы сходились в одну, беседовали трое мужчин в темных шерстяных плащах. Доусон шагал не сворачивая, в уверенности, что горожане расступятся перед придворным вельможей, однако трое, хмуро глядя на него, не двигались.
Грезы о будущем тут же исчезли, Доусон разозлился. Впрочем, его ведь могли просто не узнать… Ближайший из троих откинул плащ и вытащил широкий изогнутый кинжал, остальные посторонились – и не успел барон пренебрежительно хмыкнуть, как бандит с кинжалом кинулся ему навстречу. Доусон, нащупывая меч, отступил, но даже толком не вытащил клинок из ножен – стоявший слева головорез ударил в локоть утяжеленной дубинкой. Рука тут же онемела, меч упал на заледенелую землю. Первый бандит взмахнул кинжалом, лезвие рассекло кожаный плащ и вонзилось Доусону в грудь. Барон вскрикнул и отскочил назад.
На дуэль это никак не походило: у противника ни легкости, ни изящества, ни даже представлений о чести, ни малейшей дуэльной выучки – бандит держал кинжал как мясник на бойне. Его подручные с дубинами окружили Доусона, словно боялись, что он повернется и побежит, как перепуганная свинья. Барон выпрямился и на миг приложил руку к порванному плащу – на перчатке осталась кровь.
– Ты ошибся последний раз в жизни, – рявкнул Доусон. – Не знаешь, на кого напал.
– Знаю, милорд, – ухмыльнулся бандит и вновь ударил, целясь в живот. Доусона спасла лишь многолетняя выучка – он, подавшись назад, отступил в сторону, клинок прошел мимо. Головорез с дубинкой, стоявший слева, ударил его в плечо, и Доусон, оседая на колени, впервые заподозрил, что перед ним не простые уличные грабители. Ловушка была предназначена лично для него.
Правый громила угрожающе покачивался вперед-назад, занеся дубинку для удара в голову. Доусон вскинул руку – и вдруг громила застонал и исчез. Убийцы обернулись: на мостовой извивался незнакомец в сером охотничьем плаще, зажатый мощными руками громилы. Через миг хватка ослабла, незнакомец вскочил, держа в руке короткий окровавленный меч. Громила лежал без движения.
– Лорд Каллиам! – крикнул незнакомец и перебросил ему меч.
Доусон не сводил глаз со взмывшего в воздух стального клинка. Время вдруг замедлилось – он разглядел и потертую кожаную рукоять, и выточенный по центру дол. Протянув руку, барон подхватил меч в воздухе и, по-прежнему стоя на коленях, отбил занесенную над ним дубинку.
Лежащий на земле громила застонал, приподнялся было на локте и вновь рухнул в растекающуюся лужу крови.
Доусон вскочил на ноги. Двое убийц со страхом переглянулись: пусть барон ранен и его спаситель безоружен, пусть число нападающих лишь сравнялось с числом жертв – но бой троих против одного становился почти равной битвой, и бандитов это откровенно обескураживало. Головорез с дубинкой отступил на шаг, готовый бежать, и Доусон презрительно усмехнулся. Трусы.
Он вскинул чужой меч – молниеносно, жестко, мощно. Противник, шагнув назад, неловко отбил удар. Справа от Доусона бандит с кинжалом рванулся к безоружному незнакомцу. Боль в ранах вдруг утихла, холод от стынущей на груди крови вызвал у Доусона зловещую улыбку. Бандит с дубинкой отпрянул, Доусон подался вперед – колени согнуты, упор сбалансирован, тело готово к броску. При следующем замахе врага он ринулся вперед, поднырнув под бьющую руку: дубинка хлестнула по ребрам, зато враг получил удар мечом – резкий выдох вырвался изо рта облачком пара. Меч угодил в панцирь, скрытый под плащом бандита, и удар оказался не смертельным – однако противник пошатнулся, и Доусон, двинув его каблуком в щиколотку, с размаху ударил рукоятью в лицо. Захрустел хрящ.